Поскольку он сидит рядом, то вряд ли видит удивление на моем лице. Впрочем, этого следовало ожидать. Древний род. Сначала убийство, затем самоубийство. Город будет гудеть об этом еще несколько дней, пока на смену одной скандальной новости не придет другая.

— Я слышал, он наложил на себя руки, — говорю я.

— Принял яд, — говорит Басс, шлепая руками по воде. — Хорошо, что он не пришел сюда в бассейн, чтобы свести счеты с жизнью как Сенека. Представляешь, что было бы?

— Представляю.

Басс откидывается на спину и чешет подмышки.

— Странно, однако. Я видел его прошлым вечером. Он приходил во дворец.

Услышав наш разговор, некоторые посетители подвигаются поближе. Я слегка прикрываю глаза.

— Он что, надеялся на помилование? — спрашивает кто-то.

— Он был возбужден. Сказал, что ему нужно видеть префекта.

— Не иначе вспомнил, как греки поступают со стариками, — говорит капитан стражи. За словами следуют хохот и неприличные жесты.

Басс ждет, когда шум умолкнет.

— Он сказал, что узнал что-то про одного христианского епископа. Какой-то скандал.

Неужели банщик не прислушался ко мне? Вода такая холодная, что меня начинает бить дрожь. Поскольку теперь вокруг нас стоит гул голосов, я подвигаюсь ближе к Бассу и шепчу ему на ухо:

— Он кому-нибудь сказал свой секрет?

— С ним никто не пожелал разговаривать. Он прождал несколько часов, затем вернулся домой.

— А он сказал, что это за епископ?

Басс поворачивается и в упор смотрит мне в лицо. И что же ты рассчитываешь услышать? — словно спрашивают его глаза.

— Нет, не сказал, — отвечает Басс, а затем, поддавшись всеобщему веселью, шутит: — Может, он и самоубийца, но не до такой же степени.

Белград, Сербия, наши дни

Мужчина в бейсболке выстрелил дважды.

В десяти метрах впереди Грубер пошатнулся, как будто обо что-то споткнувшись.

Теперь дуло было нацелено на Майкла. Началась паника: многие из тех, кто бежал из цитадели, собрались здесь внизу, одновременно раздираемые страхом и любопытством. Теперь же страх взял верх. Люди устремились к выходу из парка, перекрыв путь полицейским автомобилям, которые пытались пробиться внутрь. Крики и сирены заглушали друг друга. Мужчина в бейсболке что-то крикнул Майклу, у ног которого недвижимо лежал Грубер. Каменистая дорожка пропиталась кровью. Палец мужчины впился в спусковой крючок.

Эбби была слишком далеко, чтобы хоть чем-то помочь. Она попыталась сделать шаг вперед, но ноги, казалось, приросли к месту. Единственное, что она видела со всей четкостью, — это пистолет, Майкла и разделявшие их несколько шагов.

Неожиданно из толпы вынырнул какой-то мужчина — в шортах и черной спортивной куртке — и бросился на того, что с пистолетом. В отличие от Эбби координации движений ему было не занимать. Он плечом врезался в бок бандиту, сбил его с ног и повалил на землю. Бандит отбивался, бейсболка слетела с его головы, но человек в спортивной куртке крепко прижал его к земле и, вырвав из рук пистолет, забросил его в кусты.

Майкл тем временем опустился на колени рядом с Грубером и что-то вытащил из его кармана. Его руки тотчас окрасились кровью.

— Эй, живее! — крикнул он Эбби.

Та застыла как вкопанная. Тогда Майкл подбежал к ней, схватил ее за руку и потащил за собой. Ей показалось, что ее шрам сейчас лопнет. Эбби из последних сил сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. Когда она оглянулась, к поверженному бандиту подошли двое полицейских с пистолетами в руках. Мужчина в спортивной куртке что-то быстро им говорил, оглядываясь по сторонам и размахивая руками.

— Нам нужно поскорее скрыться, — сказал Майкл. — Как только полицейские начнут расспрашивать свидетелей, они очень быстро захотят поговорить с нами.

— А как же Грубер?

Майкл покачал головой.

— Уже никак.

Он вытащил пластиковую папку, которую забрал у Грубера. Посередине виднелось аккуратное отверстие размером с пятипенсовик.

Они поспешили выйти из парка, затем перешли улицу. Мимо них, на миг загородив их собой, прогрохотал трамвай,

— Куда теперь? — спросила Эбби.

— Кого мы еще знаем в Белграде?

Площадь перед университетом была даже многолюднее, чем утром. Только что закончились занятия, студенты сбились в кучки на площади, споря о том, что происходит в цитадели, откуда доносились выстрелы и вой полицейских сирен. К счастью, никто не понял, какое отношение Майкл и Эбби имеют к этому хаосу.

Швейцар сразу же узнал их и махнул рукой, мол, проходите. Надо сказать, что успели они вовремя. Потому что доктор Николич уже стоял возле дверей кабинета. Поверх свитера он успел надеть кожаную куртку, в руках — связка ключей. Заметив Майкла и Эбби, он устало, но вежливо улыбнулся.

— Вы что-то забыли?

Майкл вынул пластиковую папку и протянул ее Николичу. У Эбби толком не было времени ее рассмотреть — забившись в какой-то дверной проем, чтобы их никто не заметил, она лишь разок мельком взглянула на нее по пути сюда. Этих секунд хватило лишь на то, чтобы разглядеть темную распечатку с неясными буквами и вытереть с пластика кровь. Но для Николи-ча эти буквы явно что-то значили. Вытащив верхний лист, он внимательно изучил написанное. Пулевое отверстие он никак не прокомментировал.

— Насколько я понимаю, это микроскан какого-то древнего папируса?

— Это оригинал стихотворения, который мы вам уже показывали утром, — пояснила Эбби. — Если там были какие-то другие строки, то они должны быть здесь.

Было видно, что Николич слегка удивлен.

— А вы сами не проверяли?

— Мы торопимся, — пояснил Майкл.

— Нам нужен кто-то, кто умеет читать по-латыни, — добавила Эбби.

Николич засунул листки обратно в папку. Хотя по пути они и постарались вытереть кровь, несколько капель размазались по пластику. Здание сотрясалось от воя полицейских сирен, как будто машины выехали уже на саму площадь.

Майкл повернулся к Николичу.

— Скажите, у вас есть машина? Вы не могли бы вывезти нас из Белграда?

Николич посмотрел на них непонимающим взглядом. Впрочем, Майкл предвосхитил все его вопросы.

— Распечатка сделана со свитка, который принадлежал одному из приближенных императора Константина. Еще пять минут назад этот свиток можно было считать потерянным для человечества. Текст никогда не публиковался, а сейчас этот свиток ищет нового хозяина.

К великому удивлению Эбби, Николич не расхохотался им в лицо, не выставил их вон, не вызвал полицию. Он лишь застыл на месте на несколько секунд, глядя то на нее, то на Майкла, то на папку. На его лице не было ни ужаса, ни обиды — лишь любопытство.