Он поднимается по лестнице? Если да, то все пропало. Бальдассаре увидит Лукрецию в двух ступенях от себя, спросит, чем она тут занята, куда идет, и, конечно, узнает ее, ведь его не проведешь переодеванием. Так все и будет.

Бальдассаре прислушивается. Осматривается. Вглядывается в коридор, обшаривает глазами лестницу.

Лукреция не смеет шевельнуться. Вдыхает воздух по крупице. Никаких движений: ни глазами, ни пальцами; на лице не дрогнет ни один мускул. По земле стелется ледяной сквозняк. Выдаст ли он ее, всколыхнет ли юбки? Сердце бешено бьется, оглушительно и гулко колотится о ребра, предупреждая о присутствии человека, которому, скорее всего, поручили ее убить.

Краешком глаза она рассматривает его руки: ровно обрезанные ногти, подушечку мышц под большим пальцем, сочленение костей, соединяющих палец с ладонью, кольцо на мизинце с гравировкой орла — герба Альфонсо. Руки consiglieri выглядят необычайно сильными, тошнотворно большими.

И этой рукой Бальдассаре поднимает над головой фонарь. Потом осматривает коридор. Еще раз оглядывается через плечо.

Затем, запустив пальцы в волосы, поспешно уходит, будто торопится на какое-то важное дело.

Лукреция ждет, пока тьма не поглощает силуэт советника, пока не затихает эхо его шагов среди каменных стен fortezza, и только потом спускается по последним ступенькам и выходит в коридор, выбирая противоположное от Бальдассаре направление.

Времени мало, времени мало. Раз уж Бальдассаре не спит и что-то задумал, остальные тоже могут бодрствовать. Например, чиновники или слуги. А то и сам Альфонсо.

На кухню можно попасть только минуя зал. Чем ближе Лукреция подходит, тем больше думает о портрете: совсем скоро он будет висеть на стене. Как с ним поступят, когда ее не станет? Альфонсо отошлет портрет в castello? Повесит куда-нибудь? Будет временами на него смотреть? Выдержит ли испытующий взгляд жены?

Держась стен, Лукреция проходит дверь в зал, сворачивает за угол, спускается и шагает в низкий дверной проем.

На кухне царит безмолвие. Ветчина подвешена к потолку. На столе рядом с недоеденной буханкой лежат перевернутые горшки. За высокой каминной решеткой тлеют пепельные конусы угольков. Луковицы в сухой и чахлой шелухе позабыты в корзинке на табурете. У огня спят на плетеных матрасах двое слуг, закутанных в плащи и натянувших на глаза шапки.

Лукреция стоит у стола, положив руку на горбатую спинку хлеба. Лучше вернуться наверх. За спиной у нее есть дверь, ведущая обратно в fortezza. Может, еще получится все исправить? Может, намерения Альфонсо не так плохи? Может, ей еще удастся зачать ребенка, выносить наследника и остаться герцогиней? Да, может быть.

Вдруг Лукреция вспоминает, что сказал Джакопо в зале, положив руку ей на плечо. Он заткнет ход для слуг тряпками и будет ждать ее в лесу.

Она вздрагивает, качает головой. Нелепость! Смешно и думать, что можно пробить брешь в обороне fortezza, что Альфонсо допустит подобную небрежность. Подмастерью художника никогда не понять, на какие меры идут люди вроде Альфонсо ради собственной безопасности. Его почти всегда окружают гвардейцы; полно людей, чья работа — охранять и защищать владения герцога. Они не упустили бы такую мелочь, как незакрытая дверь.

Лукреция прячет хлеб и несколько ломтиков копченой ветчины в карман фартука.

И все же ее одолевают сомнения. Позади поджидает fortezza, покои, наброски, муж, его стражники, а в ночи бродит Бальдассаре. А впереди — кухня, спящие слуги, тлеющий огонь, потайной люк в толстой крепостной стене. Наверное, про эту дверь говорил Джакопо, через нее они с Маурицио вошли и через нее покинули fortezza.

Она квадратная, из прочных досок на засовах, и притягивает взгляд, как точка схода на картине.

Лукреция убеждает себя, что план Джакопо не сработает, даже если подмастерье говорил искренне, даже если и правда хотел помочь. Какие-то тряпки не могут превзойти могущество Альфонсо. Чтобы подмастерье перехитрил самого герцога, его людей, подготовленных гвардейцев, надежно защищенную каменную fortezza? Безумие!

Может, и безумие, но Лукреция перешагивает через спящих слуг, притрагивается в тусклом свете к первому засову, ко второму, к третьему, определяет на ощупь их длину и ширину. Потом берется за железное кольцо-ручку. Повернется? Джакопо не пошутил, он правда сломал замок?

Она поворачивает ручку. Та не поддается, и Лукреция ничуть не удивлена, не расстроена, не разочарована, просто ни капельки, ведь ничего другого она не ожидала. Однако же решает повернуть в другую сторону — так, на всякий случай, напоследок, а потом она пойдет наверх с наскоро прихваченным ужином и примет свою судьбу, ибо выбора у нее нет. И никогда в жизни не было. Она поворачивает ручку в последний раз, наудачу, и вдруг — наверное, ей только кажется, такого не может быть! — в глубине механизма что-то скользит, смещается. Тихое щелканье — и ручка поддается.

Лукреция стоит. Медленно вдыхает раз, другой. Вставляет пальцы в замок и по одной достает тряпки, смятые и промасленные. Настоящее чудо: такая хрупкая вещь вдруг повредила тяжелый железный замок!.. Лукреция очертя голову тянет дверь на себя. Нет, она не откроется! Альфонсо никогда не допустил бы такого риска, такого промаха. Входы или выходы его владения не защищены как следует? Чушь!

Дверь приотворяется совсем чуть-чуть, и через щель на кухню влетает юркий, бодрый ветерок.

Пригнувшись, Лукреция проходит через дверь и встает на каменный выступ порога. Она снаружи fortezza, в нескольких футах над землей, на кончике «звездного луча» здания. Это боковая стена, в стороне от реки, разводного моста и главного входа. Потайной люк для служанок, торговцев и подмастерьев придворного художника.

Лукреция опирается на дверной косяк; буханка хлеба топорщит фартук. Ночь выдалась морозная, и порывистый ветер носится среди деревьев, то наклоняя их друг к другу, то отталкивая. Облака с синей каймой плывут в вышине, как лодки по черному морю, попеременно то застилая, то открывая мерцающие точки звездного света; карту неба сегодня прочесть нельзя.

За спиной Лукреции притаилась смерть, ее смерть. Лукреция знает это так же хорошо, как цвет своих глаз и пробор волос, чуть несимметричный, смещенный. Впереди же — неизвестность, снова смерть, только другая. Если Лукреция покинет этот выступ, уйдет и помчится к деревьям, Альфонсо пошлет за ней слуг. Отправит солдат и гвардейцев. Ее загонят, как дикое животное на охоте.

Она стоит, держась за стену fortezza, и перебирает в уме варианты: смертельный яд, коварная ловушка, смерть в покоях — а значит, жар, судороги и невыносимая, чудовищная боль и рвота. Или смерть здесь, в чаще или на дороге, на просторе; Альфонсо поскачет за ней на лошади, наверное, с мечом.