Охраняемое крыло было подозрительно молчаливо. Ни голосов из-за прикрытых ставен, ни звона посуды. Ничего. Мрачная тень в три этажа. Вдали цепочка факелов обозначала стены крепости.

Они не очень-то усердствовали, эти охранники, полагаясь на редкие лампады или уверенные, что сюда никто не забредет. Железной хваткой сжав запястье мага, Ндафа уверенно провел его внутрь. Лишь когда они миновали первую комнату, Самер выдохнул. Воздух внутри заклятия стал сухим и горьким.

– Скоро, мудрый, – прошелестел в темноте голос воина. – Я сам потратил битый час. Увидел пустое оцепленное крыло… не мог же я пройти мимо! Вы понимаете меня, да?

Самер не ответил. Он увидел чары, которые потревожил Ндафа. Сеть силы протянулась поперек прохода, пульсируя, точно живая. Бездна, да она и есть живая! Даже сейчас, разорванная, она была продолжением Аджили, ученицы Талида из линии Омейи. Колдунья все знала, с самого начала: что ее заслон нарушен, что ночной гость вернулся в покой Верховного, а теперь – что он снова на месте преступления.

Знала и пошла к нему, а не к Падишу.

Самер приметил отсветы в глубине анфилады комнат. Меж планок резной двери виднелся синий шелк, подсвеченный изнутри лампами. Ндафа коснулся губ и молча приоткрыл створку, всего на палец, чтобы хозяин заглянул внутрь.

Земля ушла у мага из-под ног. На щеке у него задергался мускул.

Он уже видел эту женщину.

У советника Железного двора две дочери: если б он и претендовал на трон, некому будет ему наследовать. Об этом знает вся столица. Младшая бесплодна, а старшая страдает трупной болезнью – об этом шепчется весь двор.

Да, Самер знал Иа́ву, дочь Улама. А выходит, что и младенца у нее на руках. Внука советника. Ребенка в царской семье.

Наследника престола.

18

Столица, Дорога Царей,

1-е месяца Мисо́р, утро

Джен сосредоточенно смотрел жеребцу в холку, моля богов, чтобы советники не вздумали пришпорить коней. Юноша знал, как держаться в седле. Дома, в Джамайе, еще совсем мальчишкой он несколько раз забирался на пони. Отец босоногого Ха́ру смотрел за конями на лошадиной ярмарке и мог иной раз покатать ребятню.

– Сожми колени, и он пойдет, – еще до рассвета втолковывал юноше Декхул. – Потяни поводья… вот так, легонько. Видишь? Он остановился. Ничего сложного, парень. Справишься! Это тебе не звездочетов читать.

На деле все оказалось куда тревожней. Джен понимал, отчего простолюдины не ездят верхом: глядеть на мир свысока было в диковинку. Это для вельмож, для воинов и чиновников. На самый худой конец – их слуг.

Джен решил, что кое-как овладел премудростью, но тут Кочевник перешел на рысь, парень начал глупо подскакивать в седле, а упрямый конь чуял неопытность наездника и наддавал еще. И, вместо того чтобы помочь, старый воин лишь посмеивался.

«Боги, только потише! Пусть лучше жара, чем рысь. Что угодно, лишь бы не рысь». Так думал Джен, но опасался он напрасно. Обход стен можно устроить и с меньшей пышностью, а то и послать верного человека: осмотреть все и доложить. Нет, неторопливое шествие по городу задумали с другой целью. После бунта в Табре советники показывают, что держат столицу в узде. Они выехали поутру, все три сановника, со свитой, эскортом Братьев и слугами. Никто не предупреждал горожан, но вдоль Дороги Царей собралась толпа, глазея, как мимо тянется процессия.

– Четверо ворот для простого люда и пять солдатских. Помнишь? Только из пяти три закрыты, вот оно как, парень, – говорил Декхул. Старый воин ехал колено к колену с подопечным. – И крепости при них пустуют. Да и сами укрепления… вот у Царских ворот все сияет, а по правде-то стены обветшали.

– А разве… старый царь, – «узурпатор», чуть было не сказал юноша, – разве он не укреплял стены?

– Зачем? – просто спросил Декхул. – Никто не осаждает столицу. Да и не будет! Некому. Даже Черный Азас… Ему открыли ворота, и он вошел в город. Нет, парень, строить нужно на перевалах, укреплять пограничные города, а это все…

Он умолк за миг до того, как объявил действия советников глупостью.

Процессия вышла к улице Дев, и вдоль дороги выстроились бронзовые щиты с законами. Щиты так и тянутся, от Суда Достойных и до Хранителя Ветров, статуи на площади царя Джава́да. Юноша знал, что у монумента четыре лица, обращенные в четыре стороны света, и восемь рук, что держат атрибуты земли, к которой простерты. Там, на ступенях под статуей, Омма́н Птицелов провозгласил себя Царем Царей, чтобы через час его зарезал убийца. Там же, истекая кровью, скончался поэт Рабба́дж – за то, что восхвалял танцовщицу, на которую положил глаз царь.

Теперь на этом месте соединяют руки новобрачных.

Не думал Джен, что все так сложится. Что его просто… примут обратно – ну точно ничего и не было.

Главный колдун собрался в путь в такой спешке, как будто сам опасался убийц.

– Ты можешь остаться здесь, – сказал он с вечера. – Даю слово: ни Лайла, никто во всем Круге тебя не тронет.

– А могу?.. – спросил юноша, задрав подбородок.

– А можешь идти на все четыре стороны.

Вот так? Так просто? Джен ничего не сказал и до последнего не верил, но наутро чернолицый воин вывел юношу через боковой выход, и дубовая дверь со стуком захлопнулась. Он оказался на задворках лавок и мастерских, что, как мухи в навозе, скапливаются вокруг Южного базара. В тени на перекрестке три игрока бросали монетки в выдолбленную тыкву.

Неужто свободен? И что ему теперь делать?

Взгляд юноши обратился на север, где скрывался квартал иноземцев. Зевах никогда не покидал его мыслей надолго. Джен представил себе, что сделает с ублюдком, стоит только до него добраться, и лишь тогда в полной мере понял, что его выбросили за порог. Джен только-только смирился, что найдет колдунов при помощи колдовства… и теперь это потеряло значение. Что ему делать? Искать преступника самому? В городе, где сгрудились двести тысяч душ?

Помыкавшись сутки, переночевав во дворе кирпичника, в узкой щели меж забором и штабелями высушенных на солнце глиняных брусков, он все же пришел к дверям достойного Йесода.

И боги вновь ему улыбнулись.

Конечно, Джен немного приврал, не без того. Он честно рассказал о похищении, не до конца зажившие рубцы были лучшей порукой. Достойный знал о схватке в заброшенном особняке и не удивился, что юноша попал в Круг. Джен говорил о плене, о заключении и голой келье. И Йесод поверил. Кажется. Быть может, он не мог представить, чтобы главный колдун нашел, чем подкупить юнца. Может, помогло все то, что Джен наговорил: о Круге, о повадках магов, о чарах и устройстве их замкнутого мирка.

– Значит, другие маги рвутся к черной мантии? – говорил вельможа. Пальцы его безостановочно крутили сандаловую палочку для письма. – И что, мастер Дженнах? По-твоему, нам это на руку?