Без всякого знака от капитана Квамбай и Нженга начали со стуком разгружать лари, нарочито громко беседуя на своем лающем наречии. Тут же Ндафа возник рядом и торопливо зашептал:

– Вы же понимаете, здесь стены как соты. Руку даю на отсечение: какой-нибудь евнух и сейчас нас слушает!

Самер зажмурился. Воздух дрогнул, словно от сквозняка, и на мгновение перстень Верховного стал горячим.

– Говори свободно, – открыв глаза, сказал маг. – Я окутал нас воздушной преградой.

– Этот дворец. В нем все не так! Уединенные покои хороши и ценятся, но ведь не каменный мешок! Такое чувство, что мы сами забрались в ловушку.

– Не у тебя одного.

Вместо кровати здесь было похожее на чашу ложе из сладко пахнущего дерева, усыпанное подушками. Самер без сил опустился на него. Ндафа сверху вниз смотрел на хозяина, ожидая, пока тот что-нибудь надумает.

– По правде, я не жду, что калека нападет, – поразмыслив, заключил Верховный. – И Улам не дурак, он знает, что с Первым ему не справиться. Но ты прав: когда мы уедем, я вздохну спокойней.

– Завтра, – заверил его телохранитель. – Масай подслушал двух Черных Братьев. Мы отъезжаем после полудня.

– Скорей бы.

– Я сам слышал, что этот Падиш много о себе думает и изнывает в провинции. Рассчитывает, что царь совсем мальчик. Калека будет просить себе пост в столице.

– Вопреки воле дядюшки? Он еще и глупец.

– Падиш начнет сулить золотые горы, – капитан метнул взгляд на своих людей и тихо добавил: – Как бы владыка не подумал, что у него появился союзник.

– Надеюсь, он не так глуп.

Верховный прикрыл глаза ладонью. А ведь это лишь начало: искатели милости, и люди дядюшки, и просто пройдохи всех мастей будут поджидать на каждой остановке. Начнут слетаться, как мухи на падаль. А Наджу и впрямь нужны союзники.

– Оставь своих людей, – решил Самер, – а сам оденься попроще, без этих кож и клинков. Как слуга. Если повезет, то тебя не признают. Нужно разведать все входы и выходы, а может, ты еще что услышишь.

С широкого лица воина сползло его всегдашнее выражение готового к охоте хищника. Верховный невольно усмехнулся. Конечно, какой телохранитель оставит хозяина? Но было и еще кое-что: островитянин слишком хорошо помнил мальчика, с которым дрался на деревянных саблях.

– А вы? – осторожно спросил Ндафа.

– Не бойся, я буду настороже. И все время на виду.

Больше они об этом не говорили.

Вскоре Ндафа оставил их, водя плечами в непривычной одежде и ворча под нос. В отсутствие капитана Масай размещал островитян в соседнем зале, только почему-то все они толклись здесь же, не спуская с Первого глаз. Хитрость была совсем детской, но Самер не стал им выговаривать. Он закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на охранников.

Боги, как просто все казалось в тиши обители! Покинуть столицу, и чем скорее, тем лучше. Ну вот они ее покинули. И что теперь?

– Хранители севера не глупцы и не самоубийцы, – горячо говорил Шариз. Серебряное зеркало звенело от металлического голоса. – Сами они пальцем не шевельнут, но только дай им с кем подняться! Они ворчат, Сай, точно как твой батюшка. Заперлись в поместьях, платят подати, но столичных посланцев разворачивают у пограничных столбов. Асата́р, Сада́г, сар-Хере́д… – перечислял он. – Ну, с этим ясно, в его роду трое Верховных, но и другие тоже! Намда́р, Кабу́с…

Древние, грозные имена сыпались одно за другим.

– Твой царь, Самер, должен объехать все Пять Пределов, – строил планы брат. – На деле это значит, что он посетит пять городов, и вот, когда вы въедете в Гиллу Тхан, вся старая знать соберется. Пусть мальчик ублажит их – и все, считай, путешествие кончилось.

– Ианад не подстилка, чтобы ублажать опальных вельмож.

– Ты понял, о чем я, – Шариз поморщился. – И потом, каждый правитель немножко шлюха. Уж поверь, я тоже задабриваю купцов и арендаторов.

Верховный вспомнил Совет, Залы и их смотрителей и нехотя согласился.

– …сын убитого соправителя, – между тем убеждал брат. – Этот-то готов выступить, в любой день, но мечей у него всего пять сотен. Если мальчик расшевелит их, толстых старых боровов, считай, путешествие кончилось. Вы останетесь здесь, в Гиллу Тхан, пока они собирают силы. Вот увидишь, через луну к вам потянется знать из других Пределов.

Внешне Самер остался спокоен, но под столом руки его сжались в кулаки – чтобы не дрожали. Значит, они задумали новую смуту. Владыка уверенно шел по стопам отца.

– А если ничего не выйдет?

– А если не выйдет, боровы вернутся в поместья, а твой лучезарный продолжит путь. Хотя, видят боги, не знаю, что ему тогда поможет!

Все это звучало страшно еще в столице, но там он хотя бы знал, что делать: бежать из города. И как можно скорее.

Однако до Гиллу Тхан еще нужно добраться.

Больше всего Верховному не хватало Именры: ее теплых рук, и мягкого голоса, и знакомого запаха в постели. Он не видел чародейку больше луны, со дня казни, и даже малец, который не давал ему вовсе пасть духом, остался в столице. Они с чародейкой так долго были вместе, что порой Самеру казалось – он давно разлюбил, сохранилась лишь привычка, не более. Еще в Джамайе он думал так.

В последний раз, когда они были вместе, маг смотрел, как Именра одевается, и отмечал, что тело ее уже не то, что прежде. Чародейка слегка поправилась и округлилась там, где не должно быть округлостей, а лодыжки ее отяжелели, но отчего-то стала еще желанней.

«Три дня», – думал Самер. Именра всего в трех днях пути. Полутора, если скакать с хорошей скоростью. С тем же успехом она могла быть по ту сторону Зубов Амма́т. Никогда еще он не чувствовал себя таким потерянным и беззащитным.

И ни перстень Верховного, ни вся его треклятая сила ничем не могли помочь.

Ндафы все не было. Летние дни тянутся долго, но вечера коротки: поздний закат быстро превратился в густую и полную запахов ночь. Прогудел гонг – в городе, под куполом храма, сперва рассудил Самер, но нет, то Падиш Вара созывал гостей к ужину. Вскоре на пороге возник слуга с бритым лбом и, рассыпаясь в любезностях, просил мудрого почтить присутствием прием.

Масай обменялся с хозяином взглядами. Самер едва заметно пожал плечами: пока рано беспокоиться, прошла пара звонов, и гонг, верно, застал Ндафу врасплох, как и их самих. С божьей милостью, никто не отличит одного островитянина от другого.

Верховный кивнул Квамбаю, чтобы следовал за ним.

Коридоры дворца были облицованы мрамором, на следующем этаже – блестящей плиткой, золотистой, песчаной, всех оттенков южных пустынь, а еще дальше вдоль стен потянулись деревянные панели.

– Здесь на запад, мудрый, – сказал слуга. – И вот сюда, по лестнице. Отсюда до побережья меньше дня езды. Если подняться на самый верх, то днем видно море, а ночью огни рыбачьих деревень.