еще не закончил. У нас нет еды. Мы здесь уже, по меньшей мере, сорок восемь часов, потому что муки голода, которые я испытываю, теперь не так сильны. Прямо сейчас наши тела сжигают те скудные запасы жира, которые у нас есть, что приведет к тяжелому кетозу, который, в свою очередь, приведет к ацидозу крови, что ведет к тошноте и диарее. Вскоре последуют слабость, обмороки и головокружение. Поскольку наш мозг лишен необходимых питательных веществ, у нас начнутся галлюцинации, а затем мы будем страдать от катастрофических поражений органов, пока, наконец, не умрем от остановки сердца. Это жестокая и мучительная смерть. Махатма Ганди выжил в течение двадцати одного дня, когда проводил кампанию за независимость Индии, но, учитывая, что мы находимся в воде, и наши тела усваивают питательные вещества ускоренными темпами, я даю нам максимум две недели.

— Если ты когда-нибудь решишь сменить карьеру, я бы избегала мотивационных разговоров.

— Разве ты не понимаешь? Единственный человек, который знает, где мы — это д'Амбрей, и он отправил нас сюда, чтобы мы медленно умирали с голоду. Даже если он передумает и решит вытащить тебя, поскольку у него есть какое-то странное увлечение тобой, у него нет таких отношений со мной. Я — разменная монета. Те немногие делишки, которые у меня были с этим человеком, были на грани грубости. Он явно не испытывает ко мне никакого уважения.

— Я обещаю тебе, что мы вошли сюда вместе и уйдем вместе. Кэрран вытащит меня, и я не оставлю тебя здесь.

— Ожидать, что Кэрран каким-то образом придет и спасет тебя, прежде чем мы умрем, абсурдно.

— Ты не знаешь его так, как я.

— Кейт! Ты бредишь!

— Это не первый раз, когда я в ловушке без еды, — сказала я. — Раньше мне часто приходилось это делать. У нас есть вода, что является огромным преимуществом. Мы еще не умерли.

Он уставился на меня.

— Я пережила аризонскую пустыню. Я выжила в лесу, выжженном пожарами. Меня морили голодом, топили, морозили, но я все еще здесь. Ключ к выживанию — не сдаваться. Ты должен бороться за свою жизнь. У тебя должна быть надежда. Если ты отпустишь надежду, все кончено. Сдаться — значит тихо умереть со связанными руками в хижине, куда тебя бросил человек, который тебя связал. Надежда — это пробить себе дорогу и пробежать десять миль по снегам и лесам, несмотря ни на что.

Гастек моргнул.

— Ты действительно это сделала?

— Да.

— Кто поместил тебя в хижину?

— Мой отец.

Гастек открыл рот.

— Зачем? Что за отец так поступает с ребенком?

— Единственный, который у меня был. Не сдавайся. Гастек, не дай ископаемому победить.

Он покачал головой.

Его мозг работал слишком громко. Ему нужно было перестать думать, потому что его разум продолжал бегать по кругу, все глубже погружая его в отчаяние. Отчаяние было поцелуем смерти.

Нам нужно было экономить энергию, но если я не отвлеку его, он совсем загнется.

— Ты продолжаешь анализировать ситуацию, и чем больше ты ее анализируешь, тем более безнадежной она кажется. Постарайся не думать об этом. Поговори со мной вместо этого.

— О чем?

— Не знаю. Почему ты решил стать навигатором? Ты всегда хотел управлять нежитью? Почему ты не выбрал что-либо другое? Почему Племя? — Итак, это должно было занять его.

Он неподвижно висел в воде.

— Гастек — это не мое настоящее имя. Я вырос в Массачусетсе, недалеко от Андовера. Я был умен и беден. Не ошеломляюще беден. Я знавал детей, которые были беднее. Бедность — это когда твои родители возвращаются домой с первой работы и спешат съесть свои макароны с сыром, потому что через пять часов им нужно вставать на вторую работу, а они хотят немного поспать. Мы были не так уж бедны. У нас была еда. У нас был дом. Я видел обоих своих родителей за обеденным столом одновременно.

В восьмом классе был научный турнир между местными школами. Местная частная подготовительная академия принимала участие, главным образом для того, чтобы продемонстрировать огромное превосходство своего образования над государственной системой. Я выиграл. Академия выделила мне стипендию. Я помню, как радовались за меня мои родители. Это была школа Йельского университета, и они думали, что теперь у меня есть будущее. Итак, следующий учебный год я начал в подготовительной школе. Это было в сороках пяти минутах езды, и каждый день мой отец возил меня туда на своем рабочем фургоне. Мой отец ремонтировал газовые линии. На фургоне был логотип, написанный большими желтыми буквами: GasTek. Название компании. Никто не был заинтересован в том, чтобы узнать мое имя. Я стал тем парнем из Газтека, затем Гастеком, а потом один из классных клоунов подумал, что было бы забавно поменять буквы. Жустек. Не такая уж тонкая ассоциация со словом «жуткий». Жустек или иногда просто Жуть. К концу года даже учителя не называли меня по имени.

Я слышала закоренелую горечь в его голосе. Он смирился с этим, и это больше не причиняло боли, но она все еще была там.

— В тот первый год я понял, что меня никогда не примут. Все понимали, что как бы я ни старался, каким бы блестящим умом я не был, лучшее, на что я мог надеяться — это работать на одного из моих более тупых одноклассников, когда мы вырастем. Они станут владельцами, а я буду наемным работником. Видишь ли, недостаточно быть умным. Если вы красивы или хороший спортсмен, они могут в какой-то степени принять вас, потому что подростки поверхностны. Ты мог бы стать трофеем для одного из них, если бы позволил использовать себя, но я не был ни тем, ни другим. Быть богатым — это как приоткрыть дверь, но тебя никогда не впустят полностью. Они будут тратить твои деньги, и смеяться над тобой за твоей спиной. Я понял это. Видишь ли, денег, мозгов, внешности — всего этого недостаточно. Есть такая штука, которая называется наследием. Дело было не только в том, куда ты ходил в школу или с кем. Речь шла о том, в какую школу ходил твой дедушка и кто были его лучшие