я просыпалась с очень тяжелой головой и поднималась с трудом, но все равно не решалась следовать принципу «клин клином вышибают». Справиться с искушением опохмелиться мне, как правило, было нетрудно, потому что я почти всегда приканчивала бутылку накануне. И эта тяжесть в голове заставляла меня тосковать по воскресным дням, потому что тогда я могла полежать в кровати подольше. В то воскресное утро я долго дремала: в этот единственный за всю неделю день отец не приходил и не будил меня чашкой чая. Потом с устрашающей быстротой я вышла из дремотного состояния, разбуженная двумя такими знакомыми мне голосами. При мысли о том, что они доносятся из-за стены, я поспешно села в кровати, а в следующий момент уже была на ногах. Сонно моргая, я постепенно осознала, что голоса доносятся не из-за стены, а с улицы. Я осторожно подошла к окну, слегка отодвинула занавеску и выглянула. На заднем дворе никого не было видно, у двери соседнего дома тоже, и все же голоса доносились оттуда. И это были голоса Дона и Констанции. Рама окна была слегка приподнята, я встала на колени и приложила ухо к щели. Я услышала, как Констанция засмеялась, но это был какой-то нервный смех. Потом она тихо произнесла:

— Не делайте глупостей.

— Говорю тебе, Конни, у тебя будет все, что ты захочешь: машина за тысячу двести фунтов — все что угодно. Я теперь занимаюсь большим бизнесом и скоро уеду из этой Богом забытой дыры.

Он сказал еще что-то, но я не разобрала. Потом Констанция опять засмеялась и повторила:

— О, не делайте глупостей.

Теперь, занятый новым бизнесом, Дон Даулинг отсутствовал дома от двух-трех дней до двух-трех недель. На этот раз его не было три недели, и только сейчас я узнала, что он вернулся.

— Говорю вам, мы обручены, — чуть громче проговорила Констанция.

— Да кончай ты хохмить, Конни, я не могу представить тебя рядом с этим ничтожеством. Это смешно. Такие типы никогда не поднимутся выше репортажей с вечеринок и базаров. Ты создана для другой жизни, для той, которая стоит больших денег. Ты же помнишь, что я говорил тебе в прошлом году? Скоро я смогу дать тебе буквально все, подарить целый мир. Такое время пришло. Слушай.

Он понизил голос, и вдруг я поймала себя на мысли, что мне страшно было бы слушать его дальше. Я сидела на полу, прислонившись спиной к стене, и волна страха снова начинала захлестывать меня. Меня даже стало подташнивать. А если он что-то предпримет? Если он разобьет их помолвку? Нет, он не станет делать этого. Нет, не станет.

Я попыталась подавить страх чувством гнева и обратила его на тетю Филлис — ведь она была в доме, она слышала, как он пытается одурманить мою дочь, она знала, зачем ему нужна Констанция. Она так же безумна, как и ее сын, решила я, или наоборот — от нее он унаследовал все черты своего характера.

Я торопливо оделась. Пальцы не слушались меня, и я путалась в одежде. Спустившись, я увидела, что отец сидит за столом и спокойно читает газету. Я с ходу набросилась на него:

— Ты знал, что Дон Даулинг вернулся? Констанция разговаривает с ним на заднем дворе.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Ничего особенного, девочка, он всегда разговаривает с ней. Наверное, вернулся из своей поездки.

— И о чем они разговаривают?

— Тише, тише, откуда я могу знать? Почему ты так расстроилась? Он всегда разговаривает, просто разговаривает. Что такого?

— А то, что ему нужна наша Констанция.

Он долго, с жалостью смотрел на меня, потом сказал:

— Не глупи, девочка.

— А… — беспомощно махнув рукой, я отвернулась. Отца не убедишь в том, что мясо протухло, пока он не увидит, как оттуда полезут черви.

Когда дочь вошла в кухню, я заметила, что она немного бледна. Однако упоминать имени Дона я не стала. Она — тоже, так что вопрос остался открытым. Осталась и тяжесть в душе.

Был май, месяц церковных шествий. В тот воскресный вечер Констанция тоже была там, а значит, и Дэвид с ней, хоть он и не был католиком. По крайней мере, я думала, что Дэвид с ней, пока не раздался стук в дверь. Сэм, который пришел ко мне буквально за несколько минут до этого, пошел открывать. Когда он вернулся с Дэвидом, я закричала:

— Что случилось? Где она?

— Ничего не случилось. Констанция в церкви, я тоже, как вы знаете, собирался туда, но потом решил заглянуть на минутку к вам, — он пристально взглянул на меня. — Я хочу поговорить с вами кое о чем, но в присутствии Констанции было бы неловко.

Я с облегчением вздохнула, но все равно не избавилась от тревоги. Чего не должна была слышать Констанция? Родители Дэвида исключались, у него их уже не было, — за что я была благодарна судьбе, — кроме тети, воспитавшей его и безоговорочно принявшей Констанцию.

Я заметила, что он выглядит довольно угнетенным и озабоченным, и, когда он бросил взгляд на Сэма, я спросила:

— Что-то случилось, верно? Можешь говорить при Сэме, он знает о нас все.

Дэвид полез в карман и вытащил конверт, при виде которого я покрылась испариной. Он подался ко мне и проговорил:

— Я покажу вам это письмо, потому что, мне кажется, вы должны знать о нем. Кто-то подсунул его под дверь, пока мы гуляли. Но, пожалуйста, поймите, оно нисколько не повлияет на наши отношения с Констанцией. И я не хочу, чтобы она знала. Похоже, у вас есть враг, и, с вашего разрешения, я отнесу это письмо в полицию.

Моя рука поползла к горлу. «Нет, только не это!»— громко стучало в моем мозгу.

Я начала читать письмо, адресованное Дэвиду. Знает ли он, что Констанция — незаконнорожденный ребенок? Знает ли он, что ее мать имела связь с несколькими мужчинами, в том числе и с собственным братом, а сейчас живет с Сэмом Даулингом? К тому же она больна, а еще побывала и в суде, где ее оштрафовали за пьянство и нецензурную брань. Только первое и последнее утверждение соответствовало действительности, но как я могу доказать, что остальное — неправда?

— Что там? — Сэм протянул руку за письмом, но я смяла лист в руке и опустила голову. Потом услышала, как Сэм сказал Дэвиду — Покажи мне конверт.

Я так и стояла с опущенной головой, когда Сэм обратился ко мне:

— Дай письмо.

Я медленно разжала пальцы, и он взял письмо. Пока Сэм читал,