Но как правильно наблюдать за тем, как твоя страна летит в тартарары? Бывшему редактору Cactus Press, которая выросла на идеях патриотизма и воспринимала Америку и ее армию в качестве последней надежды всей цивилизации, было непросто год за годом смотреть, как войска США бомбят далекую страну, которая никогда ничем не угрожала Штатам. Так как же лучше всего выразить свой ужас, свою боль и чувство того, что тебя предали?

Не существует мастерства без ученичества и успеха без неудачи. В литературе крайне мало примеров появления писателя, который бы с первой книги был законченным мастером. Если мы имеем дело с человеком, окончательно и бесповоротно сформировавшимся еще в ранние годы, его биография была бы малоинтересна, в ней не прослеживалось бы развитие человека. Неудачи не приуменьшают последующий успех и достижения, а лишь подчеркивают его.

Опубликованный в августе 67-го второй роман Зонтаг «Набор смерти» большинство критиков не приняли. «Набор смерти» оказался еще менее востребованным, чем «Благодетель». Часто случается, что второй роман автора оказывается слабее успешного дебюта. Однако поговорить об этом романе стоит не из-за его литературной ценности, а по той причине, что он дает представление о внутреннем мире Зонтаг и освещает основные вопросы творчества автора: что является реальным? Как надо видеть и смотреть на вещи? Помещая своих героев в ситуации, которые заставляют читателя постоянно сомневаться в их реальности и в реальности всего происходящего, Зонтаг создает прецедент эмоционального отчуждения, который мешает восприятию повествования на уровне сюжета и описания характеров. Роман интересен в качестве документа, показывающего ход развития мысли, а также эмоциональных связей и источников вдохновения автора, связанных с темой, заявленной в его названии. Эти мысли, связи и источники зачастую так хорошо скрыты, что иногда кажется, что они недоступны даже самой Зонтаг.

Одним из источников вдохновения для создания этого романа стало общение с Питером Худжаром, а именно – его рассказ о посещении Сицилии. Худжар был бойфрендом Пола Тека и фотографом, который точно так же, как Пол и Ирэн, не получил профессионального профильного образования. Он родился в Нью-Джерси в семье практически безграмотного крестьянина украинских кровей. Его отец бросил мать Питера еще до рождения сына. Мать Худжара люто пила, работала официанткой и до рождения сына вышла замуж за букмекера. «Чтобы стать лучшим другом Питера, надо было быть ребенком, с которым жестоко обращались», – рассказывал Кох. Худжар был человеком со странностями. Когда Кох увидел его впервые, тот «сидел в кресле-качалке в квартире Сьюзен. Просто сидел. Даже ни разу не качнулся».

«Он рассказывал о том, как целый день в студии фотографировал Джейн Мэнсфилд. Та меняла одежду и часто была голой. Он рассказывал так, словно был изумительным писателем. Например, описывал ее отношение и восприятие собственной груди и то, что ее соски были цвета раздавленной малины»[701].

В 1963-м Худжар побывал на Сицилии и привез оттуда весьма интересные фотографии. В 1976-м эти фото были опубликованы в альбоме Portraits in Life and Death («Портреты жизни и смерти») с предисловием Зонтаг. Худжар фотографировал известных деятелей культуры: Уильяма Берроуза, Пола Тека, Франа Лебовитца, Роберта Уилсона и Джона Уотерса. В альбоме «Портреты жизни и смерти» собраны фотографии одетых мертвецов (священников и мирян), которые были сняты в усыпальнице одной церкви в Палермо.

Эти фото, по словам Коха, оказали «огромное влияние» на Сьюзен, а также во многом определили творческий путь Пола Тека: увидев их, он начал работать с мясом и частями тела. Вот как Тек вспоминал свое первое посещение этой усыпальницы:

«Впечатление просто ошеломляющее, а потом, когда приходишь в себя, возбуждающее и пьянящее. Там 8000 трупов, не скелетов, а трупов, которые в застекленных гробах стоят в виде украшения вдоль стен и коридоров. Я снял одно стекло и взял в руку то, что показалось мне куском бумаги и что оказалось куском высохшего бедра. Я ощутил странное освобождение. Меня порадовало, что тела можно использовать в виде комнатных украшений, как, скажем, цветы. Мы воспринимаем нашу телесность интеллектуально, но в эмоциональном смысле восприятие может быть радостное»[702].

В финальной сцене «Набора смерти» герой бродит по некрополису. Вообще, этот роман о живом человеке (хотя мы не можем быть уверены), оказавшемся в царстве мертвых. На предпоследней странице Зонтаг пишет: «Он совершенно забыл, где находится. Где и в каком состоянии своего тела»[703].

У героя романа очень странное имя – Дидди. Только в 1972 году Зонтаг с удивлением написала в дневнике, что это имя значит.

«Дидди, всего лишь Дидди. Всего пять букв. Почему? Я никогда этого не понимала. Но сегодня поняла.

Дидди.

Дэдди (англ. Daddy/папа).

Вот какую медитацию на смерть я всю жизнь носила в своем сердце.

Папа умер в 33 года. Столько же лет было и Дидди, когда умер он.

Но умер ли он?/Did-he? Тема инсценированной, ложной смерти, la mort equivoque, неожиданное воскресение [sic] во всех моих работах»[704].

По пути из Нью-Йорка в Буффало поезд, на котором едет Дидди, останавливается в туннеле. Поезд никак не отправляется, Дидди выходит из вагона, встречает рабочего по имени Анджело Инкардона и убивает его ломом. Возвращается в купе и понимает, что никто из пяти пассажиров не заметил его отсутствия. Он видит слепую девочку Хестер и признается ей в содеянном, но та уверяет его (как в романе-сне «Благодетель»), что он выдумал свое преступление. «Ты не сходил с поезда, – утверждает она. – Ты не покидал купе. Поверь мне».

Слепая девочка видела то, что он, зрячий, не увидел? В Буффало Дидди узнает о смерти путевого рабочего, но тот убит не ломом – его сбил поезд. Получается, что Дидди никогда не выходил из вагона и не убивал рабочего. Однако Дидди знает, что «мир построен на лжи», а пассажиры «могут подтвердить, что поезд останавливался на 40 минут» или могут подтвердить, как считает Дидди.

Труп, который был, а может, его и не было. Такая постановка вопроса передает ощущение нереальности тела, желание отказаться от телесности, чего пытался добиться в своих работах Тек. Дидди верит в то, что совершил преступление, но у читателя нет никаких оснований разделять его мнение. Возможно, как предполагал Фрейд, эта реальность не имеет такого значения, как реальность его сознания, и чувство вины напоминает о старых страхах Сьюзен – страхах того, что она неестественная, лживая и ненастоящая. Чтобы избавиться от чувства вины, Дидди неоднократно безуспешно пытается сделать так, чтобы его привлекли к ответственности, и даже навещает миссис Инкардону, которая в сюрреалистичной, кошмарной сцене пытается его соблазнить. Точно так же как Ипполит, который пытается, но не может совершить преступление, Дидди не в состоянии убедить кого-либо в том, что виновен. Он бродит по городу, пока Хестер делают операцию по восстановлению зрения.