– Эй, чего там? – не понимающе привстал паренек.

– Стрелы. – коротко и непонятно ответил стрелок.

– А ежели по-людски?

– Из бортов торчат оперения. Много.

Микулка переварил в мозгах сказанное и хмуро почесал макушку.

– Досталось несчастным.

Лодченка медленно кружилась, послушная спорящим меж собой течению и ветру, так что когда Микулка неумело подцепил ее багром, она уныло и жалко плыла кормою вперед. Когда-то надежная и крепкая, теперь посеченная злыми стрелами и с парой смертельных зияющих ран от булатных жал, она не проживет долго – водицы внутри почти по колено, в грязной жиже плавает жестяной светильник и выловленная рыба, мокрой грудой валяются пахнущие речной травой сети, а весла бестолково болтаются в уключинах, словно выломанные руки.

Рыбарей было двое, один с тихим спокойствием покачивался на воде лицом вниз, из спины торчали три толстых, коричневых от крови древка, другой, совсем еще молодой, неподвижно прижался к борту, и хотя стрел из груди торчало не меньше, он глядел на опешивших витязей живыми, настежь раскрытыми глазами.

Даже Ратибор растерялся, не зная что делать, а Микулка и вовсе разволновался, до темноты в глазах сжав зубы.

– Сволочи… – натужно прошипел он. – Рыбарей-то за что?

Выживший не сводил с витязей взгляда огромных, зеленых как Днепр глаз, силился что-то сказать, но обескровленное тело откликалось вяло и неохотно. Наконец спекшиеся губы раскрылись, выпустив чуть слышный вздох. Друзья прислушались, но тут разве что-то расслышишь… Во взгляде юноши мелькнула такая страдальческая безысходность, что мороз пробежал по коже, но он напряг последние силы и губы разомкнулись вновь, с отчетливым треском пересохшей плоти.

– Я все же доплыл… – уже громче выдохнул он. – Мы с отцом… Из Киева. Никто больше прорваться не смог…

В глазах мелькнула ярая тень победного торжества, хотя бледная маска лица не могла уже выразить не единого чувства.

– Теперь слушайте… – язык с сухим шорохом пробежал по высохшим как степная земля губам. – Польская рать вступила в Киев… Владимир бежал, сдал город без боя… Враг доволен, не творит ни грабежей, ни погромов… Но ведь это же враг! Девок тягают без совести, на базаре не платят… Некому защитить… Богатыри на… заставах…

Изо рта юноши брызнула вялая темная струйка, грудь дернулась раздирающим кашлем.

– Успокойся… – блеснул глазами Ратибор. – Ты ведь и выжил лишь затем, чтоб это сказать. Отдышись. Мы слушаем.

От непонятного шума проснулись Сершхан с Волком, Мякша сонно продирал глаза, ничего толком не понимая.

– Самое… важное… – с хриплым бульканьем продолжил рыбарь. – В Киев не пройти ни по воде, ни посуху. Заставы кругом… Целая рать. Только богатыри пробьются. Надо предупредить…

Он замер, казалось жизнь навсегда покинула тело, глаза помутнели, словно горячее дыхание коснулось зеркала, но какая-то искра все еще тлела в нем, не давая душе рвануться в вирый.

– Я мечтал… – ровным шепотом вымолвил юноша. – Русь защищать… Как витязь. Меня в обучение обещались… гриднем. Не успел…

Он попытался грустно улыбнуться, но сил уже не было, только вялая судорога тронула щеку. Все замерли, лишь Ратибор сверкнул глазами, будто молния ударила с ясного неба.

– Дайте меч!!! – не своим голосом выкрикнул он, не сводя взгляда с умирающего.

Мякша тут же проснулся окончательно, руки сорвали с пояса неказистый клинок и с дрожью протянули стрелку. Тот так принял оружие, будто меч стоил дороже всего Царьграда, ноги с плеском шагнули в рыбацкую лодку, всколыхнув затопившую воду тяжелой волной. Он на мгновение замер, склонив голову в величайшем почтении и вдруг, не сдержав чувств, стал на колени перед безвестным героем, сознательно пошедшим на лютую смерть, но все же успевшим известить о накатившемся на Русь лихе. Вода залила по пояс, промочив одежду до нитки, но Ратибор словно не замечал ее.

– Стой! – неожиданно для себя крикнул Микулка. – Ты не можешь!

Он белкой перескочил через борт и плюхнулся на колени возле стрелка, расплескав серебристые капли.

– Дай мне меч! – не громко, но решительно вымолвил молодой витязь.

Правая рука ухватила обмотанную кожей рукоять, а левая рванула на груди ворот и солнце яростно высветило сияющую на шее золотую гривну.

– Я, – торжественно начал он. – Витязь киевской дружины, пожалованный гривной за битву при Полоцке, по своему разумению и со всей ответственностью нарекаю тебя витязем земли русской. Носи этот меч с достоинством!

Лицо рыбака осветилось таким ясным светом, что никто из друзей не смог сдержать катившихся по щекам слез. Юноша накрепко сжал протянутую ему рукоять и расправил плечи, аж хрустнули в груди окровавленные стрелы.

– Буду служить с честью… – с трудом произнес он фразу, которую с детства повторял как заклинание, в мечтах принимая сияющий меч из рук воеводы.

Ратибор печально склонил голову и чуть слышно шепнул:

– Ты УЖЕ послужил больше, чем половина княжьей дружины.

Глаза юноши сияли, наполненные глубоким внутренним светом, не осталось и следа от мутной поволоки, лицо в раз ожило, отразило грустную и торжественную решимость.

– Есть место… – совсем задыхаясь, шевельнул он губами. – Где нет польских застав… Но пройти почти невозможно… Собачий Овраг…

– Имя… Скажи свое имя! – умоляющим голосом попросил Микулка. – Собственными руками на киевских воротах вырежу… Еще и жердь прибью, чтоб каждый проходящий голову склонял.

Молодой рыбак замер, устало переводя дух и друзья не сразу сообразили, что он уже умер.

Пришлось ненадолго пристать к берегу, чтоб взять две добрые горсти влажной лесной земли. Микулка, роняя непрошеные слезинки, вычерпал из лодки всю воду, аккуратно сломил вражьи стрелы, бросив их в собранную кучу сухого хвороста, заполнившего палубу до половины бортов. Погибших уложили на эти ветви плечом к плечу, спокойные лица глядели в бездонные небеса, тихо бегущая река отражала неспешный бег разлохмаченных облаков. Рука молодого крепко держала меч, в израненном теле виднелась несокрушимая сила – теперь он навечно останется витязем, как и мечтал. Служить с честью…

Волк, склонив голову, высыпал землю на грудь безвестных героев, сырые комочки рассыпались по тканым белым рубахам, скрыв черные пятна кровавых ран.

– Знали, что на верную гибель… – сжав кулаки сказал он. – Оделись во все новое, в чистое…

Ратибор неспешно, словно стараясь оттянуть неизбежное, навязал на стрелу тряпицу, пропитанную в масле светильника, вздохнул и коротко кивнул, мол, давайте – готов. Сильные руки друзей далеко оттолкнули лодченку и она разрезала воду с горделивой красотой, как величавая черная лебедь. Течение медленно относило печальную ношу, стрелок натянул лук и подожженная Сершханом стрела с шелестом описала дымную дугу, уткнувшись у ног павших. Яростное пламя взметнулось до самых небес, охватив разом всю лодку, сухие ветви затрещали, и тугой столб мечущихся искр понесся к вирыю. Все почувствовали, что среди жарких огоньков, вздымались в небеса и души безвестных героев.