«Все, дело Гройса можно считать закрытым. Придурок, начитавшийся детективов, внезапно применил одну из удачных идей. Лежит теперь несчастный старик в чужом сарае, расплачиваясь за свою неудачную шутку. – Бабкин убавил огонь под чайником. – Никогда не знаешь, где тебе встретится психопат. Почему бы ему не быть пылким любителем книжек Елены Одинцовой».

Илюшин продолжал расспросы. Но в его голосе Сергей отчетливо улавливал ноты разочарования. Макар тоже все понимал.

На этот раз они проиграли.

– Что ж, спасибо, Елена Васильевна.

– Ну что вы! Мне жаль, что я ничем вам не помогла.

Макар обернулся и поймал на себе взгляд старухи. Лицо оставалось непроницаемым, но глаза, темные ясные глаза жили на этом лице, и в них светился ум. «Ужасно быть заточенным в дряхлом теле, – подумал Илюшин, принужденно улыбнувшись несчастной женщине. – Неизвестно, что хуже: оставаться при этом в сознании или постепенно терять рассудок».

– Сережа, положите, пожалуйста, мяты в заварной чайник, – попросила женщина. – Она на подоконнике, в чашке с водой.

– Сделаю, Елена Васильевна! – откликнулись из кухни.

«Они сейчас уйдут, – понял Гройс. – Заварят чай и уйдут. Пить не станут: этот, сероглазый, не будет навязывать свое общество. Слишком хорошо воспитан».

Он чувствовал, как в лопатку ему упирается дуло пистолета. Кричи! Хрипи! Сдирай с себя проклятые маскировочные тряпки!

Но Гройс успел просчитать, что будет дальше.

Этим двоим потребуется время. Три секунды? Скорее, пять. Это если они быстро соображают.

За пять секунд она успеет перестрелять их всех. На таком расстоянии Ирма не промахнется.

Гройс никогда не считал себя хорошим человеком. Но он не мог позволить этой твари убить двух людей ради эфемерного шанса спастись.

Избавление ходило так близко, что у него сводило горло от мучительного желания захрипеть: «Братцы, да вы что, это же я, тот самый Гройс!» С Илюшиным он никогда не встречался, но Сергей Бабкин видел его раньше. А теперь скользил по нему слепым взглядом, словно старика заколдовала ведьма.

Гройс попал в свой оживший кошмар. Бежишь – и не двигаешься с места. Толкаешь открытую дверь – и упираешься в невидимую преграду.

Господи, жить-то как хочется!

В ладонь ему уткнулось что-то мокрое. Он скосил глаза и увидел радостного пса, вновь притащившего любимую игрушку: маленький резиновый мячик, весь измазанный в собачьей слюне.

– Мы, конечно, надеемся найти его, – говорил парень, приезжавший в прошлый раз. – Но с каждым днем шансов все меньше. Если вы хоть что-нибудь вспомните…

Самым трудным оказалось удержать смех. Ирму опьяняло ощущение могущества. Она уже убедилась, что ей подвластно время – за десять минут ей удалось скрыть следы и создать настоящий спектакль одного актера. Декорации, костюмы, свет…

Как грамотно она выстроила мизансцену! Как непринужденно отправила здоровяка проверить, не спрятан ли где-нибудь старик. В стеклянных дверцах шкафа ей было видно, как он заглядывает в спальню. Она бурно зааплодировала ему в своих мыслях. Умница! Хороший мальчик! Давай, обнюхай все! Когда вы перешагнете порог моего дома, оба будете думать одно: возвращаться сюда не имеет смысла.

А как молниеносно она схватила и раскрутила версию, от которой ей протянули лишь кончик ниточки! Парнишка едва успел спросить, не делилась ли Ирма с кем-нибудь подробностями визита к Гройсу, а она словно прозрела. Как замечательно они придумали! Превосходно придумали. Надо же – мстящий за нее ненормальный поклонник! Это действительно полностью объясняет, куда мог исчезнуть Гройс.

Поразительно другое – она начисто забыла, что уже однажды придумала такой способ похищения и даже использовала в своем детективе. Пришлось изобретать его заново. У какого-то автора ей встречалась история, как он написал рассказ, затем что-то заставило его заглянуть в дальний ящик стола, где автор с изумлением обнаружил написанный лет пять назад в точности такой же текст, совпадавший с новым до запятой. «Кажется, Корней Чуковский…» Ирме было приятно чувствовать, что она идет по стопам классиков.

– Спасибо вам за отзывчивость. И простите еще раз, что нагрянули без предупреждения…

Пистолет в ее руке возносил Ирму на недосягаемую прежде высоту. Она может выключить из жизни каждого из них. В любую минуту! Щелк – и человека больше нет. Разве не чудо?

Резко, тревожно свистнул чайник на кухне, словно подавая сигнал к отправлению поезда. Из кухни высунулся Сергей.

– Три ложки?

– Можно четыре, – разрешила Ирма. – Надеюсь, вы выпьете со мной чаю?

– Спасибо, но нам уже пора. – Макар наклонился погладить пса.

Тот выскользнул из-под его руки, схватил мячик и вернулся к старухе.

– Елена Васильевна, а кто подсказал вам для книги идею похищения? – спросил Илюшин, чтобы заполнить паузу. – У вас был консультант?

Одинцова начала рассказывать о враче, с которым она разговорилась во время приема. Макар слушал, кивал, невнимательно наблюдая за собакой, которая носилась за мячом.

Игрушку кидала старуха. Двигалась одна лишь ее кисть, словно выше локтя руки были парализованы. Очевидно, эта забава происходила не в первый раз: пес дисциплинированно приносил мяч, вкладывал в сморщенную ладонь и замирал в ожидании. Бросок без замаха – и все повторялось.

– …сначала я хотела использовать курареподобный препарат, но меня отговорили…

Ее монотонный голос и беготня собаки, напоминающая маятник, подействовали на Макара усыпляюще. Туда-сюда. Туда-сюда. Он уже устал водить за ней глазами, но быстро перемещающийся объект притягивал его внимание.

Маятник-маятник-маятник…

Стоп.

Илюшина вдруг словно ударило. Ирма продолжала описывать, какие средства она перебирала и отвергала во время работы над книгой, но он поддакивал ей машинально, не слушая.

Точность, с которой старуха швыряла мяч, была поразительной. Он все время летел в одну точку. Отскакивал, возвращался к старухе… И вновь попадал туда же.

В ковер.

Одинцова не обращала внимание на мельтешение, потому что стука от мяча практически не было. Раз за разом резиновый шарик ударялся об корону на голове царевны-лягушки.

Макар бросил быстрый взгляд на старуху. Она была целиком поглощена своим занятием. Бросок-отскок. Бросок-отскок.

Эта древняя старуха, прикованная в инвалидному креслу, колотила в одну точку с таким упорством, словно хотела обрушить стену. «Есть у нас в дальней Померании алмазная гора, – зазвучал в ушах Илюшина голос персонажа из любимого фильма. – Час пути в вышину, час пути в ширину, час пути в глубину. На ту гору через каждые сто лет прилетает птичка и вострит на той горе клюв свой. Вот когда он всю ту гору источит, тогда первая секунда вечности пройдет».