Стыдно признаться, но Рыбкин тогда был ярым сторонником облавы и уничтожения пиявок. Необходимо было обезопасить людей, о другой стороне медали тогда никто и не думал. За тридцать лет пиявки совершили более полутора тысяч нападений на людей, три человека были убиты, двенадцать искалечены. Пиявки отвлекали людей от исследований, ставили под угрозу всю научную работу системы «Теплый Сырт». Можно сказать, что тогда иного выбора не было.

А теперь выясняется, что детально изучить пиявок никто так и не удосужился. Подумаешь, биологи получили семнадцать искалеченных трупов животных и два гнезда в заброшенном городе Чужих! А их повадки, образ жизни, все, что было связано с жизнедеятельностью пиявок и ареалом их обитания, так и осталось неизвестным людям. Надо сказать, что мы вели себя, как конкистадоры в Южной Америке в древние времена: земли захватить, а обитателей уничтожить!

А конечный результат? Уже после облавы зарегистрировано шесть нападений пиявок на людей, причем уже два человека погибли. Только теперь неизвестно, где эти пиявки гнездятся. Без оружия как нельзя было ходить, так никто и не ходит. Опанасенко не прав; да, конечно, на Марсе уже появились дети, но и облава с целью очищения Марса от пиявок была ошибкой. Ошибкой, с которой тогда никто не спорил. Но это не значит, что с Опанасенко не надо спорить и теперь. Надо все-таки не забывать, что мы на чужой планете и вокруг нас чужая жизнь. Уничтожить ее проще всего, но более правильным будет ее изучить и понять. Стрелять надо тоже вовремя… А мы сначала стреляем, а потом начинаем сострадать.

Рыбкин остановился, напряженно вглядываясь в расстилающиеся перед ним пески. Нет, ему просто показалось, впереди шуршал подмерзший песок, и где-то у невидимого в сумерках горизонта с правильными интервалами ухали насосы нефтедобывающей станции.

Купол обсерватории с окружающими его павильончиками был чуть в стороне, и, поколебавшись, Феликс все-таки свернул к нему. Конечно, он великолепно знал, что Наташи там нет, но вполне вероятно, ребята что-то знали, может быть, они даже точно знали, когда Наташа возвращается; одним словом, ноги сами вели Феликса к обсерватории. Однако до обсерватории он так и не дошел.

Тень пиявки он заметил не сразу, просто сначала ощутил какую-то внутреннюю тревогу. Остановившись, он осторожно вгляделся в небо. Стремительная тень на мгновение закрывала звезды в небе, и надо было иметь очень острое зрение, чтобы уловить это еле уловимое движение в высоте.

По мгновенно гаснущим и вновь появляющимся звездам Рыбкин понял, что пиявка кружит вокруг него — и кружит, вполне вероятно, уже долго. Иногда пиявки кружили в воздухе несколько часов, прежде чем рисковали напасть на человека. Вели они себя почти осмысленно, казалось, пиявки даже проверяют, не является ли одиноко идущий человек приманкой, этаким сыром в мышеловке, а где-то поблизости скрывается вооруженная до зубов засада. Вот и сейчас пиявка, покружившись вокруг него, темной тенью унеслась в пески, чтобы оттуда по сужающейся спирали возвратиться к шагающему по барханам человеку. Однако Феликс остановился.

Час назад он использовал в качестве приманки мимикродона, сейчас этой самой приманкой стал он сам. Но это его вполне устраивало, потому что отвечало тем задачам, которые следопыт поставил перед собой. Рыбкин опустился на песок, приготовив карабин. Обычный карабин против пиявок был слабой защитой, но после нападения на начальника строительства Теплого Сырта Виктора Кирилловича Гайдадымова с Земли перебросили карабины с подствольниками, гранаты из них могли бы разорвать пиявку пополам. Две такие гранаты в магазине подствольника были, но стрелять Феликсу ужасно не хотелось, не для того он неделю бродил по пескам в поисках хищника, чтобы сразу в него стрелять. Он сел на песок, терпеливо ожидая возвращения пиявки.

И пиявка вернулась.

Вначале Феликс ощутил легкое движение воздуха, потом поблизости что-то заскрежетало о песок, и острые, привыкшие к темноте глаза Рыбкина, оснащенные к тому же линзами ночного видения, заметили пиявку метрах в двадцати от себя.

Конусообразное тело пиявки, покрытое редким жестким волосом, покачивалось на гребне бархана. Полуметровая круглая пасть была усеяна большими плоскими треугольными зубами и походила на зев мясорубки. Только у мясорубки не было цепочки желтых глаз с вертикальными, узкими, как у кошек, зрачками. Пиявка, изогнувшись темной запятой, стояла на хвосте, вглядываясь в человека. Было видно, что пиявка напряжена и готова при любом опасном движении унестись в небо над песками, а может быть, и напасть.

Рыбкин даже не заметил того стремительного движения, которым пиявка приблизилась к нему. Вот она стояла на дальнем бархане, неуловимый кивок — и она уже рядом с ним, всего метрах в семи, может быть, даже меньше. Теперь линзы позволяли рассмотреть ее всю. Пиявка была длиной около шести метров; судя по количеству колец на теле, это была молодая особь, не старше двух марсианских лет. Волосы еще не окончательно ороговели и поэтому загибались, придавая пиявке некоторое сходство с земным морским червем. Сейчас Феликсу было видно, что все шесть глаз пиявки широко открыты и зрачки кругло расширились, почти заполняя глазницы.

Пиявка смотрела на человека. Человек, не шевелясь, наблюдал за хозяйкой Марса. От стремительности пиявки по спине следопыта пробежал холодок. Если пиявка решит напасть, то он даже не успеет выстрелить. Только теперь Феликс начал понимать, какую опасную авантюру он затеял. Но переигрывать что-то было поздно.

Пиявка медленно опустилась на песок и негромко зашипела, как мяч, из которого выпускают воздух. Теперь она лежала на земле, по-прежнему внимательно наблюдая за человеком. Однако недавней смертельной угрозы Рыбкин уже не ощущал. Он осторожно двинул рукой, пытаясь положить карабин на песок, но этого движения оказалось более чем достаточно, чтобы животное снова напряженно поднялось над песком, закачалось, угрожающе раздувая кольца, и вдруг упруго взвилось в воздух. Мгновение — и оно исчезло в ночи. Следопыт посидел немного, но пиявка своего присутствия не обнаруживала, и Рыбкин вдруг ощутил, что он весь взмок. Спустя несколько минут напряжение отпустило, и тело начала бить мелкая дрожь. Нет, это был не страх, бояться чего-то было уже поздно, просто мышцы, долгое время пребывавшие в напряжении, не могли никак расслабиться и таким вот образом отдавали ненужную уже больше энергию в окружающую пустоту. Мороз резко сушил пот на скулах — там, где не было очков и кислородной маски.

Он встал, вешая автомат на грудь, и в это время западнее Теплого Сырта, километрах в десяти от поселения, в небо вонзилась стремительная серебряная стрела взлетающей ракеты.

Почва под ногами следопыта задрожала от раскачивающей ее исполинской силы. Ракета ушла в высоту, оставив за собой розовое кольцо, окруженное изумрудным светящимся облачком ионного выхлопа.

Феликс засек время и с удивлением обнаружил, что его контакт с пиявкой продолжался не более трех минут. А ведь он мог поклясться, что прошло не менее получаса. Главное было сделано. Теперь бы Рыбкин не отказался от чашечки горячего кофе, которое великолепно готовил Сережа Белый, тем более что до обсерватории было всего минут десять неторопливой ходьбы.