Лидер группы одиночек – крайне энергичный плотный военный в отставке, с лысой головой, седой бородкой клинышком и в сдвинутых на лоб очках в металлической оправе. Кажется, он меньше склонен к нежностям, чем люди на занятии для растущих семей.

Он ходит взад-вперед и рассказывает, что нам надо отказаться от идеи собственного совершенства.

– Кто-нибудь здесь говорил плохое о других людях?

Мы киваем.

– У кого-нибудь бывали дурные мысли о сексе?

Да.

– Кто-нибудь испытывает зависть?

Да.

– Кто-нибудь иногда лжет?

Эта проповедь адресована мне.

– Я рассказывал вам, что произошло, когда я был телохранителем доктора Фалуэлла? – спрашивает наш лидер. – Однажды во вторник я принес ему почту, а он поинтересовался: «Вы голосовали сегодня?» И я сказал: «М-м… э-э… да». Но на самом деле я не голосовал. Я соврал. Соврал доктору Фалуэллу. Я забыл, что это был день выборов. Однако с тех пор я голосовал на всех выборах.

Не могу понять, какое отношение это имеет к противоположному полу, но времени на вопросы нет. Занятие заканчивается в одиннадцать, и сразу после этого начинается главное шоу – проповедь Фалуэлла.

Она проходит в огромном зале с удобными, как в мультиплексе, креслами. Здесь установлены три вращающиеся телевизионные камеры и два огромных экрана, на которых на фоне чаек и фиолетовых орхидей идут слова гимна – как в караоке.

По сторонам располагаются две «Комнаты плача». Увидев их на схеме церкви, я подумал, что они отведены для прихожан, охваченных бурей эмоций. На самом деле это оказались звуконепроницаемые помещения для плачущих детей.

Фалуэлл собственной персоной поднимается на сцену. Вот он какой. Знакомые седые волосы с аккуратным пробором. Кажется, за последнее время набрал пару килограммов. Пока хор из трехсот человек поет гимн, Фалуэлл откидывается назад, перенося вес на пятки. Руки сложены спереди, улыбка блаженная.

Пастор начинает с собственных объявлений. Кафе открыто с восьми утра до одиннадцати вечера. Сегодня приезжает Рик Стэнли, сводный брат Элвиса Пресли. После объявлений он кладет руки на кафедру и начинает проповедь на день. И вот что интересно. Она какая-то… невыразительная. Ни обещаний адских мук, ни гомофобных замечаний, ни предупреждений о грядущем апокалипсисе.

Позже я прочел десятки проповедей Фалуэлла в интернете. И эта не сильно отличалась от остальных. Больше половины его речей вполне заурядны. Призыв передать эстафету подрастающему поколению. Предложение вести дневник молитв. Этический урок об оптимизме и еще один о терпении – с обоими мне трудно поспорить.

Тот же эффект я заметил после многочасового просмотра телепрограммы Пэта Робертсона «Клуб 700». Да, там встречаются безумные высказывания – например, «Давайте уничтожим Уго Чавеса». Но по большей части передача неотличима от обычной утренней телепрограммы: интервью с исполнителем госпелов или сюжет о здоровье в еженедельной рубрике «Стройная среда» (самый интересный факт, который я оттуда почерпнул: у Робертсона есть свой бизнес – «антивозрастные протеиновые блинчики»).

Это и есть главный секрет: радикальное крыло христиан гораздо скучнее, чем оно выглядит в представлении их либеральных критиков.

Сегодняшняя проповедь Фалуэлла связывает пятидесятую годовщину его церкви с понятием библейского юбилея, который происходит каждые пятьдесят лет. Он призвал нас стать «ловцами душ» и сосредоточиться на двухстах тысячах душ в районе Линчбурга.

Это не особо оскорбительная проповедь, но я бы сказал, что она не имеет никакого отношения к юбилею в библейском понимании. Тот связан с прощением долгов и возвращением собственности изначальному хозяину, социальной справедливостью, равновесием между богатыми и бедными. Фалуэлл же говорил о расширении своей церкви.

После службы любознательные могут поговорить один на один с кем-нибудь из пасторов Фалуэлла. Меня отправляют к Тому. Ему лет двадцать с небольшим. Уложенные гелем волосы торчат как у участника бойз-бенда и контрастируют с костюмом и галстуком.

Том работает в основанном Фалуэллом Университете Либерти, который расположен неподалеку. Либерти – потрясающее место, абсолютная противоположность моей снисходительной альма-матер, где мало кто волновался об оценках. В своде университетских правил можно найти такие пункты: «Шесть выговоров и штраф в двадцать пять долларов за посещение танцев, хранение и/или использование табака» и «двенадцать выговоров и штраф в пятьдесят долларов за посещение, хранение или просмотр кинофильмов с рейтингами R, X или NC-17[201]либо за проникновение в холл общежития для лиц противоположного пола».

Я решаю исправиться. Пора прекратить вранье, поэтому сообщаю Тому, что я еврей и пишу книгу о духовном поиске. Ему интересно. Спрашиваю, полезно ли будет просто следовать этическому учению Иисуса и не перерождаться.

– Следовать его учению – хорошо. Вы станете лучше, – говорит он. – Только этого недостаточно. Чтобы переродиться, надо принять Его. Я спасся, когда был в девятом классе школы. Тогда я уже был добрым христианином. Ходил в церковь. Поступал настолько этично, настолько мог. Я принял Иисуса здесь, – Том указывает на голову. – Но не здесь, – теперь он указывает на сердце. – Я промахнулся на сорок сантиметров. Он говорит страстно и убежденно, без капли иронии – я чувствую, что на меня это действует. Возможно, в целях самозащиты я поднимаю вопрос геев.

– У меня вызывает большие проблемы позиция Библии начет гомосексуальности, – говорю я.

И как-то неубедительно добавляю:

– У меня много друзей-геев.

– У меня тоже, – говорит Том.

Неожиданно. Пастор Фалуэлла, который тусуется с линчбургскими геями? Оказывается, Том имеет в виду бывших геев, которые стараются забыть о своей ориентации. Это уже понятнее.

– Да, гомосексуализм – мерзость, – говорит Том. Но я тоже грешник. Все мы грешники. Просто надо их любить.

Это умеренная позиция – «ненавидеть грех, а не грешника». Думаю, для аудитории из одного еврея с Северо-Запада он выбирает слова помягче обычных. Но все же я нахожу такую позицию по-своему нетерпимой. Как будто он говорит, что мы должны любить Джесси Джексона[202]за все, кроме того, что он черный.

Через полчаса у меня уже меньше вопросов, и Том спрашивает, можем ли мы помолиться вместе. Мы закрываем глаза, склоняем головы, кладем локти на колени, и он обращается к Богу: