В ее глазах он увидел страх, прячущийся за насыщенным удовольствием. Новая волна нежности затопила его сердце. Наклонившись, он поцеловал ее. Нежно и со всеми эмоциями, которые возникли глубоко внутри. Из мест, о которых он не имел представления. Он шептал нежные слова ей в ухо. Говорил, что все будет замечательно, что он позаботится о ней. Говорил, что она должна доверять ему, что он сделает все, чтобы ей было хорошо.

Даже если это убьет его. Это он произнес по-гэльски.

Робби медленно проводил своими бедрами по ее бедрам, давая Розалин привыкнуть к его естеству между ее ногами. Давая толстому концу дразнить ее и описывать круги, пока она не начала изгибаться под ним. Пока она не стала мягкой и влажной, глубоко дыша и приподнимая бедра, желая более тесного контакта.

Каждая секунда была изысканной пыткой. Каким-то образом он нашел в себе силы держаться, в то время как глубинный инстинкт его тела требовал утонуть в этой узкой шелковой перчатке.

Вместо этого он осторожно вошел в нее.

Тесная. О Боже, какая она тесная! Это было его первой мыслью. А потом подумал: какая она горячая и влажная. И еще, голова вот-вот взорвется – настолько он был без ума от удовольствия. Робби никогда в жизни не испытывал подобного. С каждым дюймом, каждым вздохом, каждой минутой, пока их глаза видят друг друга, он улетает все выше в небеса.

Робби сделал паузу только один раз. Он смотрел в огромные, прекрасные зеленые глаза, которые сосредоточились на нем. Последние остатки совести останавливали его, и он вопросительно посмотрел на нее. Он найдет в себе силы остановиться, если она этого захочет. Но Розалин не захотела.

– Пожалуйста, Робби, – прошептала она.

Он больше не колебался. Мощным толчком он вонзился в нее.

«Моя». Это осознание было пламенным, первобытным и ошеломляющим. Удовольствие молнией прокатилось по спине, охватив его с головы до ног.

Ее болезненный возглас прорвался сквозь его наслаждение, как зазубренный нож. Он начал успокаивать ее, насколько мог, покрывая нежными поцелуями ее лицо и губы и оставаясь совершенно неподвижным, – что, пожалуй, было самым сложным из того, что ему довелось испытать, – пока ее шок не прошел.

Розалин посмотрела на него, пытаясь сморгнуть слезы с глаз.

– Мне жаль, mo ghra, – сказал Робби, поцелуями слизывая соленую влагу с ее ресниц. – Я бы взял на себя твою боль, если бы мог.

Ее улыбка была трепетной, в лучшем случае.

– Это было не так плохо, – сказала она так храбро, что он чуть не рассмеялся.

– Не очень лестный отзыв о моем умении заниматься любовью. Но я обещаю тебе, что в следующий раз это будет лучше.

– Прямо сейчас? – спросила она взволнованно.

Он убрал шелковый локон золотистых волос, который упал ей на глаза.

– Да, – сказал он хрипло, прежде чем накрыть ее губы своими губами.

Даже если это убьет его, он доставит ей удовольствие.

Ему никогда прежде не доводилось соблазнять женщин, но сейчас Бойд делал именно это. Он целовал Розалин долгими успокаивающими поцелуями, чтобы вернуть удовольствие ее телу. Он дразнил и заманивал ее, без слов показывал, как он будет теперь любить ее.

Робби почувствовал, как напряжение медленно покидает Розалин. Ее пальцы больше не цеплялись судорожно за простыни, а легли ему на плечи, опять вцепились в него, сначала нежно, потом более настойчиво. Ему нравилось ощущать это. Его удовольствие усиливалось, когда он инстинктивно чувствовал пробуждающееся в ней желание.

Робби старался не думать о том, какие приятные чувства это вызывало. Какие приятные чувства вызывала она. И как невероятно это будет, когда он сможет двигаться. Когда он сможет скользить внутрь и обратно, жестко и глубоко.

Но она делала все это невероятно сложным. Ее тело было таким мягким, нежным и горячим. И зовущим. Да, он чувствовал, как она открывается для него. Чувствовал, как ее стиснутые мышцы начали расслабляться и становились влажными вокруг него.

Когда Розалин начала прижимать свои бедра к его бедрам, он понял, что может двигаться. Сначала медленно, потом все быстрее, когда она в ответ начала поднимать свои бедра, чтобы встретить его толчки. Их поцелуй распался. Их стоны становились все громче, а его дыхание более неравномерным. Более сильная потребность начала нарастать в нижней части поясницы.

Но потребность в ней ощущалась не только там. Нет, стремление к ней было всеобъемлющим. Оно пропитывало его всего – тело и душу. Не осталось ни одной частички, которая не принадлежала бы ей.

Его погружения становились все более глубокими и частыми, в такт с легкими возгласами удивления, которые она издавала всякий раз, когда их тела ударялись друг о друга. Робби не мог оторвать взгляда от ее лица. Розалин была самой прекрасной девушкой из всех, кого он видел в своей жизни. Ее щеки разрумянились от возбуждения, губы слегка приоткрылись, а в глазах читалась болезненная нежность, которая связывала их вместе так, как он не мог даже себе представить. Он считал себя не способным на такое.

У него было много женщин. Дьявол, много даже замечательных женщин. Но у него никогда не было идеальной женщины. А то, что сейчас происходило, было именно идеальной связью. Это выражалось в том, как она двигалась вместе с ним. Они двигались как одно целое. Это был ритм соития, но Бойд понимал, что в нем кроется нечто большее. Он никогда не чувствовал себя настолько связанным с женщиной. Никогда удовольствие женщины не волновало его. Сейчас он чувствовал, как жар и эмоции начали нарастать в ней и закручиваться в спираль. Он понимал, что эта спираль должна раскрутиться.

Он глубоко вошел в нее и замер.

Глаза Розалин расширились от чувственного шока, тихие возгласы удовольствия вырвались у нее, а тело стало содрогаться под ним. Потом начало содрогаться и его тело, в ответ на ее удовольствие.

Но по-настоящему Робби потерял голову, когда она прошептала:

– Я люблю тебя…

В его груди что-то сжалось, а потом расширилось. С диким стоном, который вырвался у него сквозь сжатые зубы, он схватил ее за ягодицы, находясь глубоко в ней, и начал вращать бедрами, остро чувствуя каждый спазм, каждую пульсацию, каждый приступ наслаждения, которые накрывали его ослепляющими волнами.

Его мозг отключился. Если бы Робби не знал, что это невозможно, он мог бы подумать, что на минуту потерял сознание, – настолько сильным был взрыв ощущений, которые он испытал. Когда наконец стих шум в голове – когда последняя капля наслаждения излилась из его тела, – в комнате стало неестественно тихо.

Все, что он мог слышать, – это глухие удары сердец и неровное дыхание. Обнаружив, что он рухнул на нее и, возможно, придавил, Робби перекатился на бок и притянул Розалин к себе. Она прижалась щекой к его груди, а свою крохотную ладошку положила чуть выше сердца, в то время как он опустил щеку на ее шелковистые волосы.