Розалин втайне испытала облегчение. Он это понял, когда почувствовал, как расслабились ее мускулы, когда он нежно погладил ее по спине, обнимая.

Она снова положила голову ему на грудь:

– Меня это не волнует.

– А меня волнует. – Робби приподнял ее подбородок, чтобы взглянуть в глаза. – Я не хочу, чтобы о тебе злословили и чернили тебя за то, что я сделал.

– За то, что мы сделали, – поправила она. – Я знала в точности все последствия, Робби. Ты не должен защищать меня от них. Я не стыжусь того, что произошло между нами. Никаких обещаний, помнишь?

Его губы плотно сжались. Да, он помнил. Но это не ослабляло его чувства неудовлетворенности тем, что он не имел возможности дать ей эти обещания или загладить чувство вины за то, что он лишил ее девственности. Его вина была слишком тяжела для человека, о котором говорили, что он не беспокоится о своей чести. Что за проклятая заваруха?!

Бойд сказал себе, что, по крайней мере, он не поставил под удар их перемирие. Формально он сдержал слово. Он ее не принуждал, хотя сомневался, что Клиффорд обратит внимание на такие тонкости. На его месте он чувствовал бы то же самое.

Почему, черт возьми, его это волнует? Клиффорд хотел убить его и раньше. Если Клиффорд выполнит свои обещания, Робби выполнит свои: Розалин будет возвращена брату в целости и сохранности. Ничего не изменилось. То, что произошло, лишь сделает их расставание более тяжелым.

Внезапно выражение ее лица изменилось. Она села в постели, переводя глаза с его шоссов на одежду, которую он бросил на стул, стремясь поскорее забраться к ней в постель.

Это не было вопросом, но он все равно кивнул:

– Да.

Розалин ждала молча, наблюдая за ним, но он знал, о чем она хочет спросить.

– Я послал Сетона и Дугласа с сообщением к твоему брату, требуя объяснений.

Учитывая разницу в интересах Черного Дугласа и Дракона, он послал обоих, надеясь получить точный ответ. Это также означало, что ни один из них не догадается о том, что произошло, и он будет свободен от их упреков хотя бы несколько дней. Сетон придет в ярость. Почему он так боялся, что его напарник все узнает? С чего вдруг мнение Сетона стало иметь для него значение? Между ними никогда не было согласия. Но может быть, на этот раз это будет оправданно.

Ее глаза расширились и приняли оскорбительное выражение:

– Ты это сделал?

Он улыбнулся уголком рта, полагая, что заслужил ее упреки:

– Да, у тебя в запасе несколько дней.

Розалин посмотрела на него так, словно он предлагал ей ключи от рая:

– Ты сделал это для меня? Для нас? Значит ли это…

Робби не знал, что это значит. Он сделал это частично ради нее и частично, чтобы загладить свою вину. Дьявол! То, что он сделал с ней ночью, может быть расценено как достаточное возмездие.

Но он знал, о чем она спрашивала, и не собирался давать ей ложные надежды.

Розалин вытянулась вдоль него, и он крепче прижал ее к себе. Их глаза встретились.

– Это значит, что у нас есть несколько дней до их возвращения, вот и все. А дальше… – Бойд пристально посмотрел на нее. – Я должен делать свою работу, Розалин. И не важно, что это может повлечь за собой.

Она кивнула:

– Я поняла.

Поняла ли? Он не был в этом уверен. Для Робби долг всегда в приоритете. И он не имел представления, как он сможет совместить чувства, которые он испытывал к ней, со своей решимостью завоевать свободу Шотландии и наказать угнетателей – эта решимость была его единственной движущей силой в течение многих лет. Слишком долго в его жизни ничто не имело значения, кроме войны. Он все еще сомневался, что в его сердце осталось место для чего-нибудь другого. Как могла англичанка – даже сочувствующая его делу – смириться с этим?

– Я сомневаюсь, что могу дать тебе то, чего ты хочешь.

Розалин посмотрела на него:

– Но ты любишь меня.

Он не смог это отрицать. Но Розалин хотела не только любовь. Ей нужно было будущее.

– Тогда это из-за моего брата? Из-за того, что я англичанка?

– Да. Нет. – Он прошелся ладонью по волосам. – Господи, неужели этого недостаточно?

– Этого не должно быть достаточно. Все можно уладить, Робби. Я знаю, что можно. Дай только этому шанс.

Когда она так смотрела на него, он почти начинал ей верить.

– Я постараюсь.

Она лучезарно улыбнулась. Робби почувствовал, как что-то горячее и плотное стянуло его горло. Его грудь настолько расширилась, что он подумал, как бы она не взорвалась. Это чувство он не испытывал так давно, что ему потребовалось время, чтобы осознать, что это – счастье. Счастье, такое огромное и всесильное, пугало его.

Все, что он мог сделать, – это поцеловать ее.

Робби застонал, почувствовав ее теплые, полные страстного желания губы, ее лежащее поверх него тело.

Да, ему это нравилось. Чертовски нравилось.

Его рука скользнула вниз по ее спине и остановилась на нежной выпуклости ягодиц. Он прижал Розалин к себе, давая почувствовать, как его естество затвердело и увеличилось, в то время как его язык проникал все глубже в ее рот. Она была словно сладчайшая амброзия, и Робби никак не мог насытиться ею.

Но когда она застонала и начала двигаться, он вынужден был отстраниться.

– Господи, милая, у нас нет времени.

Она лукаво улыбнулась, но что его действительно взволновало, так это блеск ее глаз. Блеск, который был слишком порочным для девушки, которая только что лишилась девственности.

– Ты уверен? – Розалин все еще лежала поверх него, и он готов был поклясться, что маленькая хитрунья нарочно беспокойно шевелит бедрами. – Я надеялась, что ты вознаградишь меня.

Робби прищурил глаза:

– Что ты имеешь в виду?

Она небрежно пожала плечами:

– Помнишь, ты говорил, что во второй раз это лучше, чем в первый?

Он перевернул ее на спину и опустился на нее всем телом так быстро, что она ахнула.

– Как ты это сделал? – требовательно спросила Розалин наполовину возмущенно, наполовину восхищенно.

Бойд улыбнулся:

– Практика.

Его боевые навыки были использованы для неожиданно хорошего применения. Он заглянул ей в глаза:

– Что ты имеешь в виду под словом «лучше»? Я не знаю, чего ты ожидала, но, по-моему, это было весьма захватывающе.

Розалин имела дерзость принять удивленный вид.

– Разве? Как я могу это знать, если мне не с чем сравнивать? Но если у тебя нет сил принять вызов, я тебя пойму.