А Ева, избитая, но не изнасилованная, добравшись до телевизора, смотрит и плачет от радости за себя и за человечество. На ее груди тихо мерцает бесценный рубин Брунгильды…

— Полная амерехня! — констатировал Свирельников, когда пошли юркие и мелкие, как блохи, титры. — Соцреализм отдыхает.

— Кто отдыхает?

— Ты не поймешь.

— А сколько ему лет? — спросила Светка.

— Кому?

— Машруму… Микки Рурку…

— Наверное, столько же, сколько и мне, — прикинув, ответил Михаил Дмитриевич.

Светка так и подскочила на кровати:

— Ты будешь Микки, Микки, Микки! Согласен?

— Согласен…

…Светка все еще продолжала говорить с матерью по телефону о какой-то чепухе, и Свирельников раздраженно постучал ногтем по циферблату. Тогда она, быстренько простившись, протянула ему трубку. Он посмотрел на нее с неудовольствием, но взял и произнес с утробной вежливостью:

— Здравствуйте, Татьяна Витальевна!

— Добрый вечер, Михаил Дмитриевич, я вас очень прошу: проследите, чтобы Светка не застыла! Ночи уже холодные. Сейчас этого никак нельзя! Понимаете?

— Понимаю…

— Я на вас надеюсь, как на взрослого и серьезного человека!

— Не волнуйтесь! Все будет хорошо!

— А там нет змей?

— Змей? — вздрогнул он.

— Да, я читала, в этом году змей особенно много, и у них очень концентрированный яд. Это из-за жары…

— Нет, там, насколько я помню, только ужи.

— Но вы все равно поосторожнее! В грибах-то вы разбираетесь?

— Конечно.

— Хорошо. Но когда вы вернетесь, нам надо серьезно поговорить. О Свете.

— Обязательно. До свидания!

Он положил трубку, взял корзину и потащил Светку, снова устроившуюся у зеркала, к выходу. Пока они ждали лифт, Свирельников спросил раздраженно:

— Зачем ты ей рассказала?

— Нельзя, да?

— Можно, но зачем?

— Ну, ты спросил! У тебя мамы никогда не было?

— Ну и что она?

— Ничего. Как и ты, заверещала, что я еще сама ребенок и что к врачу надо идти как можно быстрее. Она в свое время тянула до последнего, а потом были жуткие осложнения после аборта. Я ей сказала про вакуум. Она обещала узнать. У нее одна знакомая недавно так сделала и вроде довольна!

— Не жалела потом?

— Кто?

— Татьяна Витальевна.

— Жалела, конечно! Брату сейчас было бы двенадцать…

— А если мы не пойдем к врачу? Точнее, пойдем, но к другому…

— К какому?

— К такому, который будет наблюдать за развитием зародыша…

— Не зародыша, а плода.

— Ладно — плода. Будет наблюдать и давать советы, какие пить витамины, какие упражнения делать и так далее…

— Ты серьезно?

— Абсолютно!

— Папочка! — Она бросилась ему на шею.

— Ты только мамочке пока ничего не говори!

— Почему?

— Скажем сразу про все.

— Про все?

— Про все.

— Я тебя правильно поняла?

— А что ты поняла?

— Ну, это когда девушка вся в белом и с цветами. Да?

— Ответ правильный!

— Ура-а-а!

В этот момент двери лифта наконец разъехались. Внутри стоял пенсионер и держал на руках, точно ребенка, маленького серебристого пуделя с темными и грустными, как у правозащитника, глазами. Когда они со своими корзинами втиснулись в узкое полированное пространство, сосед спросил удивленно:

— А что, разве пошли опята?

— Обсыпные! — улыбнулся Свирельников.

Леша, увидев шефа с корзиной, из которой торчали голенища сапог, все понял и, открывая багажник, спросил с плаксивой покорностью:

— Михаил Дмитриевич, я, значит, домой опять не попадаю? Вторую ночь…

— Тсс! — Свирельников приложил палец к губам и кивнул на Светку, уже устроившуюся на переднем сиденье.

— Нет… я хотел… — Водитель даже побледнел от своей оплошности. — Я не в том смысле… Что мне жене сказать?

— Скажи: срочная командировка. Оплата в тройном размере. Если она у тебя такая ревнивая, Нонна выпишет командировочное удостоверение. С печатью.

— Да? Можно? Спасибо! А домой я успею заскочить?

— Зачем?

— Ну, там… зубная щетка…

— Купим. Давай в «Продмаг». Знаешь?

— Знаю…

«Продмагом» назывался новый гипермаркет, построенный возле самой Окружной на месте свалки. Над центральным входом на фоне темного неба сиял составленный из тысяч разноцветных неоновых огоньков гигантский бородатый маг в звездном колпаке и мантии. В руках он держал волшебную палочку, которой через равные промежутки времени взмахивал, создавая из ничего то огромную перетянутую колбасу, то ломоть дырчатого сыра, то остроносого осетра, то курицу, то вазу фруктов, а то множество разнокалиберных бутылок…

— Девочки покупают еду, мальчики — выпивку! — скомандовал Свирельников.

— Есть!

Миновав автоматические стеклянные двери, Светка схватила большую тележку и скрылась меж полок, ломившихся от ярко упакованной жратвы. Михаил Дмитриевич тоже взял продуктовую тачку и покатил ее туда, где располагалось, как ехидно говорила Тоня, «логово зеленого змия». Кстати, то, что тележки напоминают груженые тачки, а покупатели прикованных к ним каторжников, тоже однажды заметила она. Ей часто приходили в голову необычные сравнения, и она спешила поделиться ими со Свирельниковым. Он вдруг представил себе, как Тоня докладывает очередную свою «придумку» Вовико, а тот важно кивает: «Без всяких-яких!»

Тьфу!

Проезжая мимо бескрайнего молочного отдела, Михаил Дмитриевич обратил внимание на старушку, которая держала в руках, разглядывая (и, видимо, уже довольно давно) два почти одинаковых пакета молока — «Веселая Буренка» и «Моя деревня». Ее лицо выражало нерешительность, переходящую в отчаянье.

— «Буренку» берите! — на ходу посоветовал Свирельников, хотя понятия не имел, чем один продукт отличается от другого.

Бабушка в ответ благодарно закивала и взяла сразу несколько «буренок». Жизнь, подумал директор «Сантехуюта», идет, кажется, к тому, что у людей вся энергия сомнений будет уходить не на выбор между добром и злом, между Богом и дьяволом, а на такие вот буридановы терзания между разными упаковками одного и того же съедобного дерьма.

«Надо обязательно с Трубой про это поговорить!» — решил он, подъезжая к «логову зеленого змия», заставленному таким неестественным количеством разнообразных бутылок, что только на одно чтение наклеек ушло бы, наверное, не меньше суток. Бред, если задуматься! Ну в самом деле, зачем пожизненно пьющему или спорадически выпивающему человеку сто сортов водки? Зачем?! Разумеется, один-единственный сорт на все про все — это подло и унизительно: мол, лопай, что дают! Но сто — это же какое-то истязание изобилием! Околоприлавочный блуд! А может, это специально делается? Ведь в таких этикеточных джунглях легче затаить подделку, «фальшак», от которого недавно погиб соратник смешного изобретателя Чагина?