Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Сволочи! Подрывают генофонд! Вымрем, а нефть с газом им останутся!» — думая так или примерно так, Михаил Дмитриевич привычными, почти автоматическими движениями загрузил тележку водкой, вином, пивом и даже водой.
Он был содрогательно зол! Чудовищное известие о том, что небожительница Тоня спит теперь с этой тварью — Вовико, потрясло Михаила Дмитриевича, придав его мыслям и чувствам некое отчаянно-циническое направление. Время от времени перед глазами возникали смутные картины изощренного соития бывшей жены и Веселкина. Он даже вспомнил фильм про античного царя, который, застав благоверную под любовником, нанизал их обоих на копье, как на шампур. И хотя его с Тоней история не имела ничего общего с той, изображенной в кино, жестокость древнего рогоносца вызвала в сердце директора «Сантехуюта» сочувственный отклик…
Но не только мстительное омерзение царило в свирельниковской душе. Буквально в соседних фибрах уже затеплилось предвкушение грядущего, нежного, тщательного отцовства. Он воображал, как будет с цветами и шампанским встречать юную жену возле роддома и трепетно возьмет на руки живой сверточек. Надо сознаться, к Тоне, рожавшей в Москве во время отпуска, он опоздал, потому что сначала отмечал возникновение Аленки с друзьями, а потом долго искал по зимнему, бесцветному городу какой-нибудь самый завалящий букет, но так и не нашел, а приехал с тремя пластмассовыми тюльпанами, подхваченными в магазине «Синтетика». Когда он явился, потный, хмельной и запыхавшийся, Тоня уже одиноко садилась с «конвертом» в такси под сочувственными взорами медперсонала, словно мать-одиночка, забытая родителями и даже трудовым коллективом.
Эти две разноприродные стихии: гнев и нежность — сталкивались и переплетались в сознании Свирельникова, создавая во всем его существе некую нарастающую вибрацию наподобие той, от которой в воздухе рассыпаются самолеты. Не зная других быстрых и эффективных способов борьбы с такой напастью, Михаил Дмитриевич на всякий случай добавил в тележку пару пузырей водки.
Светку он нашел в колбасном отделе. Она говорила по телефону с матерью, докладывая самые последние, свадьбоносные новости. Слушая этот радостный писк, Свирельников заметил некую характерную перемену: раньше, когда они изредка вместе оказывались в супермаркете, еду выбирал он, а юная подружка только разные сладости — шоколадки, орешки, джемы, компоты… Теперь же тележка была наполовину заполнена разумно подобранными (Тоня, помнится, брала такие же) упаковками разных мясных съедобностей.
— Ну ладно, пока, а то он сейчас вернется!.. — Светка стала прощаться. — Да не промочу я ноги — успокойся!.. Нет, я не ору! Я не догоняю: все СПИДа боятся, а ты сырости…
Она наконец заметила жениха, спрятала телефон, виновато нахмурилась и строго спросила:
— Микки, а зачем столько водки?
— Для аборигенов! — с женатой покорностью объяснил Михаил Дмитриевич.
Алипановский БМВ, как и договаривались, стоял рядом с дорожным щитом, на котором проносящиеся мимо фары зажигали холодным огнем надпись:
д. ГРИБКИ 0,3
Свирельников приказал Леше остановиться. Водитель резко затормозил и по-каскадерски съехал на обочину: по днищу часто застучал гравий. В присутствии Светки он явно лихачил.
— Я пошел, — сообщил Михаил Дмитриевич.
— Ты куда? — спросила она.
— Надо.
— На стрелку?
— Почему — на стрелку? — удивился директор «Сантехуюта». — Я похож на бандита?
— Нет, скорее уж на шпиона!
— Ты меня разоблачила, но никому больше про это не говори. Даже Леше!
— А на кого ты работаешь?
— На Россию — и это очень опасно.
— Береги себя! — засмеялась Светка.
БМВ стоял с потушенными огнями. Тонированные стекла были наглухо закрыты. Автомобиль казался зловеще пустым и в самом деле вызывал ощущение шпионской таинственности. Подойдя ближе, Михаил Дмитриевич уловил мягкие, но мощные звуковые удары, исходившие от машины. Он открыл дверцу — и наружу с грохотом вывалилась какая-то тяжелая попса.
— Здесь продается славянский шкаф? — крикнул Свирельников, усаживаясь.
— Здесь! Привет! — Опер выключил бухающую музыку.
Вместо рукопожатия Свирельников достал из «барсетки» и отдал конверт с долларами — аванс. Алипанов нагнулся, открыл «бардачок», небрежно бросил туда деньги. Некоторое время они сидели в тишине и молчали. Мимо с ревом, расталкивая черный воздух, промахивали машины — и БМВ слегка пошатывало.
— Ну и что ты выяснил? — спросил наконец Михаил Дмитриевич.
— Во-первых, что хвоста за тобой сейчас нет. Мои люди от самого дома тебя вели. Не заметил?
— Нет.
— Хорошо.
— А во-вторых?
— Во-вторых, проследили и установили хозяина «Жигулей». Машина не в угоне. Пробили адресок обитания. Там сейчас мои ребята караулят, указаний ждут. Зовут его — обхохочешься — Никон. Как фотоаппарат.
— Почему фотоаппарат? Может, у него родители верующие.
— Ну не знаю, мне еще ни разу Никоны не попадались!
— Ну и кто он, этот Никон?
— Бывший студент. Теперь, видимо, начинающий киллер.
— Почему начинающий?
— Потому что ничего такого за ним, кроме глупостей, раньше не водилось. Я проверил.
— Так быстро? Как это?
— Когда узнаешь, сколько это стоит, поймешь! Один раз его прихватывали за наркоту, но отпустили. Законы у нас сам знаешь какие: обкурись и обколись. Ничего не будет. Страна Раздолбания!
— А может, он просто не попадался на серьезном?
— Вряд ли: опытный не будет следить за тобой на собственной машине. Он для такого дела угонит тачку, а потом, после работы, бросит. Точно: начинающий. Жадные заказчики попались. Сэкономили на тебе. Не уважают! Или тоже начинающие…
— Значит, ты все-таки думаешь…
— И думать нечего!
— Кто?
— Вопрос, конечно, интересный! Тряхнем Никона — выйдем на заказчиков. Но, думаю, ты и сам догадываешься…
— Мне интересно, о чем ты догадываешься!
— Тогда следи за полетом мысли! Будем рассуждать. Кому ты мешал? ФСБ, Фетюгина, майора Белого и прочее мы исключили. Остался только твой Мурзилкин. Вы с ним из-за «Филей» сколько бодались?
— Долго.
— Кому в результате «Фили» отдают? Тебе! Ему обидно? Обидно. Вот и первый мотив: конфликт на почве бизнеса.
— Но он же сам отказался от «Филей»!
— А почему? Он что — благородный ковбой? Нет. Значит, отказался с умыслом. А до этого вы были компаньонами, и ты его прихватил на воровстве. Так?
— Да. Я его выгнал.
— Во-от! Выгнал. А как умеют мстить братья по бизнесу, я знаю. Погуляй как-нибудь по Востряковскому! Мраморные джунгли! Значит, мы имеем целых два мотива: личную неприязнь и деловой конфликт. В принципе, мой скромный опыт подсказывает, что одного такого мотива достаточно, чтобы человека в землю закопать и надпись не писать. Я внятен?