— Джастис, — позвала она его. — Ты идешь? Я собираюсь проверить, как там Элени.

Он заставил себя отбросить мысли о том, как Кили ласково шепчет на атлантийском, и покачал головой. — Иди. Я заступлю на патрулирование.

Она подарила ему улыбку, которая ослепила его своим теплом, и направилась в убежище, он запоздало кое-что осознал.

Она назвала его милым.

Когда он зашел на поляну, улыбаясь как идиот, мужчины понимающе улыбнулись ему, но ничего не сказали. Он махнул рукой и прошел к столу, где несколько женщин готовили обед. Когда он подошел достаточно близко, чтобы почувствовать аромат пряного, овощного рагу, в животе у него заурчало, напоминая ему о Кили.

Разумеется, всё, так или иначе, напоминало ему о Кили. Может быть, ему необходимо, чтобы Аларик осмотрел его разум, чтобы узнать, почему он превратился во влюбленного глупца.

Аларик. Портал. Он перестал улыбаться, когда понял, что еще не пытался сегодня вызвать портал. Часть его знала, что нежелание попробовать вызвать портал происходило из-за страха, что магия ему не ответит.

Часть него просто хотела избежать последствий того, что это произойдет.

А какую часть представляю собой я? — Нереид, который молчал с прошлой ночи, спросил его. — Твоя совесть или наказание?

Ни то, ни другое. И то, и другое, — ответил Джастис. — Ты — часть меня, которую я не мог отринуть и остаться целым.

Он закрыл глаза и сосредоточился, чтобы заставить магию портала ответить ему. Что-то мелькнуло на периферии его сознания, за пределами досягаемости, маня его своей близостью, но оставаясь недостижимым. Если бы только он мог сосредоточиться сильнее, то он достал бы его. Он сжал руки в кулаки и наклонился вперед, физически вливая всю свою волю в свои усилия. Он был там… поблизости… Он почти мог дотронуться до него…

А потом услышал крики Кили.

Кили сжимала в руках разорванное одеяло, не в состоянии поверить в произошедшее, хотя ясно видела эти лохмотья. Она снова закричала.

— Мне так жаль, сеньора, — говорила женщина со слезами на глазах. — Она спала, а мы все работали рядом с этим зданием, так что совсем не переживали из-за того, что оставили ее одну.

Кили не могла ответить ей. Она должна была придумать что-то успокаивающее, чтобы сказать женщине, что это была не ее вина. Но не могла. Потому что это была вина Кили. Она оставила сиротку Элени одну.

Влюбленный археолог занималась жарким сексом в критический момент, оставив брошенное дитя, которое в этот момент похитили и которому причинили боль. Она никогда не простит себя.

Она не заслуживала прощения.

Она не могла думать, не могла реагировать, не могла выносить резкую, разрывающую боль, которая охватила ее тело.

Так что она снова закричала.

Джастис открыл дверь и вбежал с мечом, потом остановился.

— Что такое? Ты ранена? Скажи мне, mi amara.

Кили, наконец, перестала кричать и молча подала ему разорванное одеяло, под ним на простыне показались слова. Ужасные слова, написанные черным углем, словно насмехались над выжившими жителями, собравшимися в деревне после пожаров.

РЕБЕНОК У НАС.

САН БАРТОЛО, В ПОЛНОЧЬ.

НАША ОЧЕРЕДЬ ПРОИЗВОДИТЬ ОБМЕН.

Джастис опустил меч, но рука с мечом дрожала, как будто под каким-то невероятным внутренним давлением.

— Они забрали ее. Элени.

Кили кивнула, не в состоянии говорить из-за комка в горле. Потом она показала дрожащим пальцем на то, что заставило ее кричать. Под простынями лежал покрытый кровью тапочек умершей матери Элени.

Но часть крови была свежей.

Джастис заревел, издав ужасный, душераздирающий звук ярости и боли, и Кили вздрогнула и прикрыла руками уши. Она не могла его слышать. Не могла его вынести. Не могла вынести того, что свободно отдала своё сердце. А теперь его снова вырывают из ее груди.

Ее мозг, несмотря на эмоциональный срыв, заработал. Медленно, логически, она начала планировать. Потому что она не собиралась, черт побери, сидеть тут, когда ребенка надо было спасать.

Она яростно заморгала, чтобы прояснить зрение, вытирая слезы, хотя не сознавала, что плачет, глубоко вздохнула и встала.

— А теперь мы во всём разберемся, — просто сказала она.

— Теперь мы во всём разберемся, — повторил за ней Джастис ледяным голосом.

Час спустя — на час ближе к сумеркам — Джастис хотел кого-нибудь убить. Очень хотел.

Они собрали в доме всех оставшихся детей и поставили вооруженную охрану внутри и снаружи. Они не обращали время на старух, которые пытались заставить их поесть. Одна из них, карга с кислой мордой, пыталась высказать идею о том, что Элени — дьявольское отродье и не заслуживает спасения. Кили с такой яростью напала на нее, что старуха убежала, бормоча что-то о том, что следует охранять других детей, заслуживающих этого.

За столом они спорили, строили планы, потратили драгоценные шестьдесят минут, но так и не пришли к согласию, как провести так называемый обмен.

Кили и Алехандро почти кричала друг на друга, и Джастису это надоело.

— Достаточно.

Он произнес эти слова резче и громче, чем хотел, но в этот момент, ему было глубоко наплевать.

Все замолчали, глядя на него. Он понял, что сжимал меч, и заставил себя отпустить его. Эти люди не были ему врагами.

Поиски пропавшего ребенка — не наша задача, — сказал Нереид. — Нам нужна Звезда Артемиды. Чтобы вернуть ее в Трезубец и занять принадлежащее нам по праву место принца Атлантиды. Ребенку не повезло, но по всему миру умирают дети. Мы не можем спасти их всех.

— Мы можем спасти эту девочку, — резко ответил Джастис. Алехандро, Кили и другие озадаченно посмотрели на него, и он понял, что снова это сделал. Спорил вслух с самим собой.

Мы можем спасти эту девочку, — повторил он, на сей раз про себя. — Ненавижу банальности, но или ты со мной, или ты против меня. И Аларик может избавить меня от себя.

Нереид замолчал, так что Джастис решил поговорить с теми людьми, которые не жили в его разуме.

— Слушайте, мы спорим уже час. Это обсуждение бесполезно и неуместно.

Он указал на Алехандро, чьи темные глаза горели огнем и местью.

— Ты хочешь отправиться туда с оружием, со всеми мужчинами. Пойти до наступления сумерек и застать их врасплох. Забрать Элени. Я понятно выражаюсь?

Алехандро кивнул.

— Si, это единственный способ. Мы победим их и…