— Ну что? — невольно задал вопрос он, хотя емувовсе не хотелось услышать ответ Йена.

— Бьянка не умеет плавать, — с ледянымспокойствием ответил Йен, не останавливаясь. — Она погибла.

Криспин в ужасе наблюдал за тем, как брат шагает поступенькам, словно какой-то заведенный механизм. Правильно ли он его расслышал?Неужели она не могла спастись?

— Йен! — окликнул его Криспин. — Йен,повтори, что ты сказал!

— Я сказал, что Бьянка не умеет плавать и у нее не былони малейшего шанса спастись, — повторил Йен с верхней ступеньки лестницы.

Он прошел сквозь осыпавших его вопросами братьев, не замечаягорестного плача Нило, и, подойдя к потерявшему сознание часовому, стал трястиего за ворот до тех пор, пока тот не пришел в себя.

— Что случилось с узниками, которые содержались вподземелье? — спросил он.

Часовой бессмысленно захлопал глазами, не сразу вспомнив,что произошло, но потом узнал промокшего насквозь господина.

— Я позабочусь о том, чтобы вас осудили за нападение надворец! — бессвязно пролепетал часовой. — Вас будут судить и повесят.Вы пожалеете о том, что…

— Что случилось с узниками? — повторил свой вопросЙен, и его голос казался смертоноснее, чем лезвие отравленного кинжала.

— Ничего, — недоуменно ответил часовой. — Онивсе на местах, как и положено. Послушайте, синьор Джанни, или как там васзовут, вы не могли бы отпустить мое горло, а то я сейчас задохнусь?

— Их никто не перевел в другое место? — не обративвнимания на его просьбу, продолжал расспросы Йен.

— С какой стати?! — вдруг возмутился часовой.

— Подземелье затоплено. Вода поднялась до самогопотолка. Там не осталось ни одного живого человека.

— Послушайте, синьор, все они рано или поздно должныбыли умереть. Так что наводнение лишь ускорило их смерть и избавило палача отхлопот. Давайте забудем об этом, ладно?

— Значит, узников бросили умирать в камерах? — Йенсильнее стиснул шиворот часового и даже приподнял его вверх, оторвав от земли.

— Это перестает быть забавным, синьор.

Йен разжал кулак, стражник рухнул со стоном на землю, затемразвернулся и отправился прочь с площади.

Плотнее завернувшись в промокший плащ, Йен шел к причалу,где уже пришвартовалась их гондола. Гребцы поднялись навстречу ему и услышалиприказ немедленно возвращаться домой. Борт гондолы уже оторвался от причала,когда Криспин прыгнул в нее.

— Ты в порядке? — спросил он брата, спускаясь вкаюту. Он задыхался от быстрого бега и не сразу оценил ситуацию, потому чтопожалел, что задал свой вопрос.

— Конечно, я всегда в порядке, — процедил Йенсквозь стиснутые зубы бесцветным голосом.

Криспина передернуло. Брат говорил как мертвец, а выгляделеще хуже. Криспин готов был отдать что угодно за то, чтобы увидеть хотьмалейший признак каких-то эмоций на его лице.

— Ты не можешь делать вид, что она была тебебезразлична, — рискнул Криспин, чтобы разозлить Йена.

— А я этого и не сказал, — ответил тот равнодушно.

— По-моему, ты был влюблен в нее, — продолжал втом же духе Криспин.

— Да, ты прав, — отозвался Йен тоном, заставлявшимусомниться в том, что у него вообще было сердце.

— Значит, ты признаешь это? Ты согласен? — не смогсдержать изумления Криспин.

— А почему тебя это удивляет? — в свою очередьнедоумевающе приподнял бровь Йен.

— И ты можешь сидеть здесь, как каменная статуя, иравнодушно рассуждать о том, что твоя любимая женщина погибла?!

— Мне жаль, что мое поведение огорчает тебя.

— Оно не огорчает меня, — постарался объяснитьКриспин. — Оно просто невероятно!

— А, — отозвался Йен, надеясь, что любого ответабудет достаточно, чтобы прекратить этот мучительный и бессмысленный разговор.Он вдруг ужасно устал, ему казалось, что все его тело налилось свинцовойтяжестью. Ветер тем временем стих, и буря превратилась в мелкий, нудноморосящий дождик, тихо шелестевший по крыше каюты. Может быть, если закрытьглаза и провалиться в глубокий сон, наступит облегчение?

И вдруг день стал теплым и солнечным. Йен сошел на берег, ноне возле своего дома, а возле залитого солнцем, утопающего в зелени паркапоместья своего друга. Сначала он не услышал ничего, кроме легкого шума ветеркав кронах деревьев, но вот до его слуха донеслись мелодичные звуки пастушьейсвирели. Он пошел на звук и вскоре оказался у тенистой заводи, где мягкошелестел ручей, а подле него на бархатном покрывале лежала Бьянка. На ней небыло одежды, но все ее тело покрывало восхитительное цветочное одеяло. Он замерв восхищении, словно при виде сказочной нимфы.

— Иди сюда, Йен. — Она протянула к нему руки.

— Но ведь ты умерла, — недоверчиво отозвался он.Она рассмеялась и покачала головой. Солнечные лучи позолотили ее пушистыеволосы.

— Нет, я не утонула. Иди ко мне, Йен. Я здесь.

Тело Йена наполнилось знакомым теплом, когда до него дошелсмысл ее слов. Она не умерла, она ждет его в этом божественном уголке земливечно. Он улыбнулся и шагнул к ней. Его сердце переполнялось счастьем.

— Иди же, Йен, — повторила она снова, но теперь ееголос показался ему более грубым и неприятно настойчивым.

— Иди же. — Криспин тряс его за плечо. — Мыприехали. Мы дома.

Йен вздрогнул и проснулся.

— По-моему, я заснул, — сказал он, неуверенно оглядываясь.

— Похоже, что так. Но ты спал всего несколько минут.Гондольеры хорошо постарались, — тревожно заметил Криспин.

— Мне приснился сон. Да, это был лишь сон, —повторил Йен самому себе.

Он с ужасом понял, что все чувства, охватившие его у лестницыв подземелье, не пропали, а лишь затихли на время. Без видимой причины ониснова нахлынули на него с такой силой, что ему стало нестерпимо больно изахотелось остаться в одиночестве. Немедленно.

— Я буду в библиотеке, если понадоблюському-нибудь, — сказал он Криспину еле слышно. — Позаботься о том,чтобы меня никто не беспокоил.

Криспин молча посмотрел в спину брату, который медленноподнимался по лестнице, опасаясь за его душевное состояние. Но Криспин и самеле держался на ногах, чтобы быть в состоянии принять какое-то разумноерешение, поэтому отправился на кухню за горячей водой для умывания и бокаломбренди.

Йен выбрал для уединения библиотеку, потому что это была еголюбимая комната, но, подойдя к двери, он вдруг в ужасе отпрянул. Воспоминания отех часах, которые они провели здесь вместе с Бьянкой, стиснули его сердцетисками: сначала они спорили здесь до хрипоты, потом наслаждались близостью вобъятиях друг друга. Он вспомнил, как вошел сюда и увидел ее вытянувшейся возлекамина, на ее гибком теле плясали отблески языков пламени, соски на грудинапряглись, а спина выгнулась в экстазе, когда она ласкала себя.