— Это вопрос спорный, — ответил Толбуев. — Но, продолжая вашу мысль, добавлю, что первоначально в Византии употреблялось и еще одно имя Христа — «Радимир». А уж его этимология чисто славянская. Оно означает «спаситель». Константин Великий и его отец употребляли именно это славянское имя Христа при обращении к нему. В Европе за всю ее историю были известны лишь две монотеистические религии: Перуна и Христа-Радомира. В выборе между ними и состояла религиозная проблема протославян и многих императоров Рима и Византии, включая Константина Великого.

— Вот видите? — подхватил Ферапонтов. — Даже первый христианский император до конца своей жизни не мог окончательно порвать с религией предков. Потом, в начале шестого века в Византии произошел исторический раскол. Часть протославян, придерживавшаяся старой языческой религии Перуна вынуждена была покинуть Византию. В литературе на византийско-греческом языке появился термин «склавин». То есть «славянин». А религиозно-политический раскол положил начало формированию отдельных славянских государственных формирований. Но это не решило внутреннюю проблему европейской части Византии. Колебания между Христом и Перуном продолжались. Император Юстиниан заявлял о своей приверженности Христу, его преемник Юстин II — Перуну.

— Для языческой Руси Константинополь действительно оставался главной столицей — Царьградом, — подтвердил Толбуев.

— Хочу особенно подчеркнуть этот важный факт, — кивнул Матвей Яковлевич. — Заметьте, не для христиан, а для язычников, которые не принимали христианство еще более трех веков. А вот христианская столица Византии была для них главным городом. Русские дружины воевали на стороне Византии, будучи язычниками… Но переход в начале XI века восточных славянских княжеств в христианство довершил дело. Мощная языческая религия этрусков-римлян-славян ушла. К великому сожалению вместе с ней ушла и дохристианская предыстория, и культура славян. Но я-то, к вашему сведению, еще никуда не делся, — завершил он свою речь.

«А ведь он наверняка знает, где таится Иерусалимская икона из Кривоезерского монастыря, — подумал вдруг Велемир Радомирович. — По крайней мере, догадывается. Как бы его растормошить?»

— А откуда такое название — этруски? — спросила Катя. Ответ дал Велемир Радомирович:

— Был русский город Мир, возможно, религиозный центр. Латиняне произносили это слово как «А-мор». От него, вероятно, произошло и слово «аморфный», выражающее негативное отношение окружающих латинян к русскому городскому населению. В первичном отрицательном восприятии — бесформенный, неразличимый и чуждый. Затем именно в городе, а не в его окрестностях происходит естественное изменение соотношения русского и латинского населения в пользу последних. Завершается всё латинским переворотом и подавлением или истреблением русского населения. Отныне город носит наименование победителей — Рома. Нет больше никакого Амора, есть чисто латинский город Рома. Рим. Русские естественно исчезают из этой истории и никогда более не упоминаются. Но возникает научная «загадка» этрусков. Вероятно, они существенно отличались по внешнему виду от латинян. Русские в среднем повыше ростом и более светловолосые. Южане-латиняне соответственно — ниже и чернее. Русские в толпе естественно выделялись, что обозначалось высказываниями «это — русские». А в слитном редуцированном произношении давшем — «этЪруски».

Вновь в горницу вошла Марфа Посадница, всем своим видом намекая, что гостям пора и убираться. Здорово она охраняла своего язычника-мужа от всяческих треволнений. Велемир Радомирович заговорил торопливее, стараясь досказать важные вещи:

— Для лучшего понимания судьбы поселенцев, локализованных в составе автохтонного населения, можно посмотреть эволюцию других колониальных городов, не обязательно русских. Вот, например, англичане, в Индии. Живут, естественно, вначале в крепостях, превращающихся затем в города. Но постепенно наплыв окружающего их коренного населения сначала разжижает, затем и вовсе растворяет их. Так что, в конце концов, они практически исчезают. И достижения цивилизации, организуемые исключительно для себя, постепенно переходят в руки тех, для кого они первоначально вовсе не предназначались. Такова судьба всех культурных анклавов.

— А некультурных? — показал зачем-то на себя рукой Черемисинов.

— Некультурными анклавами называются сельские местности, откуда мигранты проникают в города. Вроде киргизов, таджиков и чеченов. Плотность их заселения непрерывно возрастает, достигает критической массы и тогда, рано или поздно, начинается борьба за главенство, завершающаяся подавлением, порабощением, изгнанием или уничтожением прежних хозяев. И в дальнейшем — отрицание самого их существования, когда бы то ни было. То, что именно так произошло с древними славянами в Западной Европе, видимо, означает, что русское население, будучи просто культурнее окружающих автохтонов, жило преимущественно в городах. Что в исторической перспективе обрекало их на поражение в отсутствие поддержки окружающей среды. Это отражено в известных мифах. Великан Антей, задушенный невысоким Гераклом, погибает, лишенный поддержки земли… А отсюда следуют и «научные рекомендации» по правильной и необратимой колонизации. Вначале заселяются не города, а окружающая сельская местность, с вытеснением оттуда в изолированные «культурные центры» колонизируемых автохтонов. Затем следует необратимый захват этих центров. С заменой населения, культуры и соответственно языка. В первую очередь, именно языка.

— Но тоже самое происходит и в наши дни, — сказал Иван.

— Да, разумеется, и не только в России, всюду, — согласился Толбуев, прислушиваясь к тому, как Марфа Посадница на кухне принялась точить колун. Вжиг-вжиг…

— Принцип захвата остается тем же, — поспешно сказал он. — Вначале осваиваются окраинные и непрестижные городские трущобы, откуда начинается второй этап наступления, теперь уже собственно в центр, с вытеснением оттуда прежних хозяев. Которые надеются отсидеться в загородных коттеджах. Откуда их в один прекрасный момент тоже выбросят. Никакая охрана на Рублевском шоссе не поможет. Так происходит теперь в Западной Европе, успешно колонизируемой мусульманами и африканцами. И в США — латиносами и неграми. И конечно с нами, русскими, заселяемыми с юга среднеазиатами и кавказцами, а с Востока китайцами. Такая колонизация необратима, так как является «научно правильной».

— Куда бежать-то? — понурился Черемисинов.

— За пивом, — подсказала Катя. — Что-то в горле от всех этих ужасов пересохло.

Вновь в горницу вошла Марфа Посадница. С колуном на плече.

— А не испить ли нам пивка? — предложил Велемир Радомирович, сам уже стараясь поскорее уйти от ужасной Марфы Посадницы. Тоже наверняка язычница. Да еще и с уклоном в человеческие жертвоприношения и людоедство. Может, и пироманка к тому ж. И башмаки у нее никак не меньше сорок третьего размера. Но надо было договорить:

— Точно также происходило с американскими индейцами. Или с этрусками. Или со славянами на ныне германских землях. И совсем уж близкий пример — с коренным население города Грозный, который заложил еще в позапрошлом веке наш генерал Ермолов. Там ведь одни русские жили. Но теперь «таинственно исчезли». А пройдет лет сто — двести, и, возможно, историки точно так же будут вообще гадать о русском народе: кто они и куда так же внезапно испарились? История повторяется. Всё делается целенаправленно и планомерно. В строящемся Новом Вавилоне русским места нет, и не будет. Задумаемся пока не поздно.