— Неправда. Разве не было жизнью то, что вы сделали для меня?

— Я дала вам то, что смогла, Ловелас.

Она помолчала и посмотрела на Эмили.

— И больше ничего, — добавила Миледи, потом отвернулась и направилась к двери. — Извините.

Роберт вышел следом за ней.

— Тогда Маркиза, — торопливо заговорил он, догнав ее в коридоре. — Ее знания так обширны. Не сможет ли помочь она? — Миледи оглянулась с насмешливой улыбкой. — Она что, не пришла в себя?

Миледи открыла дверь и жестом пригласила Роберта войти.

— Посмотрите на нее сами.

Роберт подошел к кровати, стоявшей посреди комнаты. Она была занавешена. Он приподнял полог и заглянул за него. Маркиза лежала неподвижно, шевелились только пальцы одной руки, беспокойно комкая кромку простыни. Ее тело стало ужасно худым и морщинистым, как будто уменьшилось в размерах, сквозь тонкие седые волосы просвечивала кожа головы, и она скорее сидела, чем лежала в постели, ссутулившись, словно древний монах. Даже ее глаза казались пустыми мутными окнами невыразимого страха. Роберт едва выдержал их взгляд.

— Что такое она увидела, — прошептал он, — в той тьме, которую заклинала, если это вселило в нее такой ужас?

— В самом деле, что? Только подумать, сама великая Маркиза дошла до такого состояния.

Роберт обернулся к Миледи с испугом, потому что ее голос показался ему ставшим внезапно более резким, грубым — словом, таким, каким показался ему в ту ночь их первого визита к Маркизе в Мортлейк. Но для него также было очевидно, что сама Миледи даже не осознает, что разговаривает как простолюдинка, и Роберт позаботился о том, чтобы скрыть свое удивление. Он снова повернулся к Маркизе.

— Как вы думаете, скоро ли она выйдет из этого болезненного состояния?

— Кто я такая, чтобы судить об этом? — уклончиво ответила Миледи, пожав плечами. — Лучше самой Маркизы на этот вопрос никто не ответит.

— Тогда, все это еще прискорбнее, потому что, похоже, и она не в состоянии помочь мне!

Роберт опустился перед постелью Маркизы на колени и попытался успокоить непрестанно теребившие простыню пальцы, но безуспешно. Он старался поймать ее взгляд, но Маркиза продолжала глядеть куда-то вдаль с жутким отчаянием безысходности.

— Что она утаила от нас? — прошептал Роберт. — Она предпочитала скрывать очень многое. Как мало мы знаем, и как же много нам предстоит узнать. — Он вздохнул и поднялся на ноги. — Остается только молиться за ее скорейшее выздоровление.

Но Эмили поправлялась быстрее Маркизы. Много долгих дней после их прибытия в Лондон Роберт просидел возле ее постели, ухаживая за ней, пока девушку не перестал мучить жар, и к ней постепенно стали возвращаться силы. Раз или два она открывала глаза и, казалось, узнавала его. Наконец пришел тот день, когда она позвала его по имени.

— Роберт, — шепнула Эмили и слабо улыбнулась. — Ты не забыл свою клятву.

— Клятву?

— Да.

Она продолжала смотреть на него, но улыбка стала таять, а глаза постепенно приобретали стеклянный блеск.

— В том, что мы никогда не расстанемся, — пробормотала она наконец. — Ты обещал мне…

Она замолчала, судорожно вздохнула и прошептала:

— В тот день, когда убили мою мать… Ты обещал…

Она отвернулась и прижалась щекой к подушке. Роберт подумал, что она снова заснула. Но как только он поднялся на ноги, она приподняла голову и вновь взглянула на него, потянувшись к его руке. Она сжала ее со всей силой, на какую была способна.

— Я все время помнила, — прошептала она. — Все время… — Ее голова сразу же упала на подушку. — Все время…

Она закрыла глаза и больше ничего не сказала. Но во время сна этой ночью у нее, похоже, не было жара, и, проснувшись утром, она смогла сесть в постели и говорить дольше. На следующий день ей удалось встать, а еще через день — одеться и выйти из комнаты. Роберт повел ее на балкон. Она долго стояла там, вглядываясь в панораму парка, останавливая взгляд на шпилях и башнях, возвышавшихся за ним. Роберту пришло на память, как много лет назад ему страстно хотелось разделить с ней впечатления от первого знакомства с чудесами Лондона. И вот наконец она впервые рядом с ним в этом городе.

— Как много людей, — прошептала она, — и все они свободны и веселы.

Потом она повернулась к нему, и они пошли осматривать дом. Все время, пока Роберт ходил рядом с ней, она глядела по сторонам, не скрывая благоговейного страха.

— Какое удивительное место! — воскликнула девушка. — И это твой дом? Ты здесь живешь?

— И ты тоже.

— Как могло случиться, Роберт, что ты попал в такой дворец?

— Я занимаю его вместе с одной леди и джентльменом. Эта леди — на тебе ее платье — моя добрая и щедрая подруга.

Эмили опустила взгляд на атлас своих юбок и пену кружев.

— Она действительно очень щедра, — согласилась Эмили, — коль отдала мне такую одежду.

— Тогда пойдем, — сказал Роберт, взяв ее за руку. — Позволь мне представить тебя ей. В этом мире есть только двое, кого я люблю: ты и Миледи.

Он нашел Миледи сидящей за столом вместе с Лайтборном и направился к ней. Увидев ее, Эмили внезапно попятилась, и Роберту пришлось тянуть ее за собой, как застенчивого ребенка. Он увидел, как на лице Лайтборна появилась ухмылка, и заметил, что сама Миледи сидела, словно совершенно окаменев, и смотрела в сторону. Роберт обернулся к Эмили. Ее губы искривились от отвращения, глаза расширились.

— Пожалуйста, — прошептал он в отчаянии. — Не бойся. Она стала для меня второй матерью.

— Матерью! — воскликнул Лайтборн, словно не поверив своим ушам. — Вы улавливаете смысл, Миледи?

Миледи медленно повернулась, но не ответила. Ее взгляд стал более холодным, а ухмылка Лайтборна — еще шире.

— Похоже, обе леди в нерешительности, — сказал он. — Стоит ли удивляться? Всегда возникает неловкость, когда сын знакомит любимую со своей матерью, не так ли?

И он насмешливым жестом поднял стакан, словно собираясь произнести тост.

— Вина? — обратился он к Роберту, кивая на бутылку с красной жидкостью.

— Благодарю вас, — сказал Роберт, — но я предпочитаю белое.

Он взял бутылку и налил себе стакан вина. Никто не произносил ни слова. Ни Лайтборн, ни Миледи не ели. Хотя стол ломился от яств, Эмили едва притронулась к еде. Роберт обрадовался, когда Миледи, извинившись, поднялась из-за стола, а Лайтборн последовал ее примеру, и они остались одни. Эмили по-прежнему молчала, спросив только, может ли она выйти из дома, чтобы совершить первую прогулку по улицам Лондона. Роберт с готовностью согласился сопровождать ее.

— Эмили, дорогая, ты здесь не пленница, не забывай