Нас погнали на катер. Он не настолько велик, чтобы комфортно могли разместиться четыре женщины и трое дюжих мужиков. Любая волна покруче отправит нас на корм рыбам. Кроме того, внизу явно какие-то запасы, потому нас оставили на палубе. Холодно, темно, страшно. Один плюс – рты освободили и руки тоже. Мы сидели, сбившись в кучу, потому что так теплей, даже Вилте прижалась к моему боку.

Куда нас везут? Позвонить бы, может, смогут перехватить по пути? Но мой телефон остался валяться в коридоре того зала… Если бы я только знала, что меня ни разу даже не обыщут!.. Но за столько времени телефон уже сто раз сел, а там, где нас держали, сигнала явно не было.

* * *

И снова та же картина: когда утром полиция явилась по очередному адресу, там остались только следы пребывания многих людей.

А еще страшные свидетельства того, что творилось в подвалах: окровавленные тряпки, распятия, масса приспособлений самого садистского толка, настоящая пыточная.

Группу Дага вызвали туда рано утром, только увидев, что творится внутри, они поняли, что снова опоздали на несколько часов.

– Они опережают нас на шаг, знают все, если способны убить и уйти перед самым нашим приходом.

Это, несомненно, была база той самой банды, некоторые приспособления для пыток точно такие, как мелькали в ролике. Фрида схватилась за горло:

– Даг, если Линдберг попала в этот кошмар, я никогда себе не прощу.

– Почему?

– Да потому что не нужно было давать ей фотографии.

– Это не твоя вина, на встречу с Маргит, не предупредив ни тебя ни меня, она пошла самостоятельно, этого ты ей не поручала.

Справедливо, но мучений Фриды не облегчило.

Но это оказались не все сюрпризы и находки. В одной из дальних каморок лежал труп женщины – страшно бледной, измученной, умершей явно от внутреннего кровотечения. Труп забрали эксперты…

У Фриды отлегло от сердца, когда она поняла, что это не Линн.

Эксперты провели вскрытие, сняли отпечатки пальцев и предоставили результаты быстро. Результаты, которые заставили Бергмана срочно собрать группу Вангера.

Даг озвучивал страшные находки и выводы экспертизы, с трудом разжимая зубы:

– Это база банды. Здание частично используется под склад, а в подвале проходили пытки и съемки роликов. Улик больше чем достаточно, как и отпечатков пальцев наших старых знакомых. Эксперты проверили, нашли массу совпадений отпечатков и Улофа Микаэльссона, и Анны Свенссон, и Леннарта Викстрёма, и Маргит Стринберг, и Ханса Лейна, который тоже давно в розыске… Труп тоже опознан, это Анна Свенссон, она же Паула Якобс, умерла от внутреннего кровотечения, вызванного ранением легкого. Агнесс сказала, что, окажи ей помощь сразу, могла бы выжить.

Фриду почему-то задело то, что Вангер назвал патологоанатома по имени.

– Одна есть, – усмехнулся Бергман. – Перестреляли бы они, к черту, друг друга!

Даг сокрушенно покачал головой:

– Судя по всему, это ее ранили, когда пытались остановить фургон. Группа крови совпадает с кровью на асфальте и в машине, которую преступники угнали. Хуже всего, что там держали несколько девушек, их увезли незадолго до нашего появления, куда – неизвестно. Их долго держать живыми не будут – опасно, а мы не представляем, ни куда увезли, ни сколько у нас времени.

Снова и снова проверять, опрашивать, осматривать, прекрасно понимая, что каждая минута для кого-то может стать последней.

Бергман поинтересовался у Эка:

– А про отпечатки откуда известно?

– Каждый из них хоть раз как-то побывал в полиции, отсюда отпечатки. Программа хорошая, удобно пользоваться, эксперты не нахвалят.

Фрида зябко поежилась:

– Немало насмотрелась за время практики, да и потом, но такого… Даже я не могла представить, что в Стокгольме такое возможно. Стоит дом, пусть даже склад, а в подвале пытают, кромсают, жгут, клеймят живых людей! Неужели никто никогда не замечал странностей?

– А каких? К складу приезжает фургон?

После совещания Фрида с Вангером решили пройтись пешком. Вышли на набережную и молча топали почти до самой Ратуши. Только там Фриду все же прорвало:

– Смотри, вокруг кипит жизнь. Стокгольм красивый город, столько прекрасных людей… Как рядом с такими могут жить эти монстры? Ведь они не сидят в своих подвалах, выходят в те же магазины, кафе, даже погулять, как мы. Как отличить одних от других, невозможно же подозревать всех? Но и забыть о существовании этих уродов тоже нельзя.

Даг долго стоял, глядя на Седермальм на другой стороне, потом вздохнул:

– Когда-то я много размышлял над природой человеческой жестокости, над тем, почему одни становятся преступниками, а другие святыми. Мне кажется, у людей плохого и хорошего изначально поровну, но одни позволяют брать верх черному, другие – белому. На счастье человечества, ни то ни другое окончательно верх не берет.

– Даг, что ты радуешься невозможности превосходства черного, я понимаю, но почему белое нет?

– Земля не рай, если бы подавляющее большинство было святыми, всего несколько монстров могли бы просто загнать этих святых в резервации и взять власть над миром в свои руки.

– Святые не обязательно беспомощные.

– Нет, но белые и пушистые обычно верят в исключительную порядочность и незлобивость всех остальных, а это ошибка. Нет, это хорошо, что люди разные… А для борьбы с монстрами есть мы, не белые и не пушистые, очень даже грешные, потому у меня рука не дрогнет пристрелить мерзавца, который выжигал тавро на человеческом теле.

– Все равно как-то не верится, что за вот этими мирными фасадами кроется такое…

– Во-первых, не за всеми, а только за некоторыми, и их немного. Во-вторых, такое зло, прикрытое благополучной, мирной жизнью, самое страшное именно из-за фасада. Но мы справимся.

– Даг, ты только не думай, что все, кто занимается БДСМ, монстры. Даже не так, те, кто им занимается, как раз не монстры, потому что в Теме все сугубо добровольно и безопасность на первом месте. Все, что за этими пределами, одновременно за пределами самой Темы. Топ никогда не исполосует свою сабу так, чтобы у нее полосами слезла кожа на спине. Все зверства вне Темы.

– Ты так заступаешься за бэдээсэмщиков, что завидно становится.

– Просто не хочу, чтобы нормальных людей из Темы смешивали с этими уродами.

– Но выросли-то они из БДСМ?

– Нет, нельзя же любого, кто взял в руки плеть, считать причастным к Теме.

– Все равно это извращение, Фрида. Любое причинение боли, даже с согласия жертвы, есть извращение.

– Это потому, что ты никогда не был в Теме… Пока на себе не испытаешь, не поймешь, что иногда боль становится просто искуплением, освобождением чего-то внутри.