Когда Лука снял ботинки, она перевязала их шнурками точно так же, как и кроссовки. Потом переобулась сама.

Ближе к полудню из охранной будки послышался визг рации, и все собравшиеся выпрямили спины и навострили уши. Через несколько минут охранники распахнули массивные ворота, и вдалеке показался поезд. Клетка была открыта, и теперь мигрантам оставалось только ждать, когда состав медленно докатится до них. Очень скоро они уже карабкались на крышу небольшими группами, пропуская вперед женщин и детей. Охранники спокойно наблюдали за происходящим. Один из них, заметив, что рюкзак какого-то мужчины свалился с крыши, вернул его владельцу.

– Не забывай бояться, – сказала Лидия, встретившись глазами с Соледад.

– Это ненормально, – ответила девочка.

Но все случилось очень быстро. Легко. Лишь после того, как все мигранты благополучно взобрались наверх, поезд прибавил ходу; казалось, машинист заботится о безопасном размещении своих нелегальных пассажиров. Хочет хоть чем-то помочь. Как бы то ни было, Лидия перекрестилась. А потом, как обычно, начертила крестик на лбу сына.

Вскоре после того, как поезд покинул Эрмосильо и устремился на север, в глубь пустыни Сонора, все четверо заметили очень странную вещь: то тут, то там у дороги появлялись мигранты, двигавшиеся в обратном направлении. Сначала их было немного – двое, а потом еще двое, – и Лидия никак не могла сообразить, откуда они взялись, учитывая, что шли они пешком, а за спиной у них тянулась бесконечная колея, окруженная лишь голой пустыней. Но это несомненно были мигранты. Лидия не понимала, откуда она это знает, но знала точно. Однако все же чем-то они отличались от остальных – помимо, конечно, того, что шли не в ту сторону. Лидия никак не могла уловить, чем именно.

Всего за несколько миль от Эрмосильо к рельсам прильнула еще одна колея. Поскольку на железных дорогах в Мексике движение по большей части одностороннее, время от времени попадаются ответвления, этакие крошечные съезды, куда один поезд может свернуть, чтобы пропустить встречный. Таким образом поезда могут разминуться, после чего продолжают путь по той же колее. Как раз на таком ответвлении сейчас и стоял встречный поезд, следующий в южном направлении. Когда они подъехали поближе, Соледад приподнялась и вытянула шею. Решив поначалу, что ей мерещится, она прикрыла глаза от солнца. Но она не ошиблась: на южном поезде сидели мигранты. Они махали руками и выкрикивали приветствия, глядя, как мимо с лязганьем проползает встречный состав.

– Куда они едут? – спросила Ребека, не обращаясь ни к кому конкретно.

От главной дороги до съезда было пять-шесть футов, не больше. На крыше южного поезда стоял маленький мальчик, чуть постарше Луки. Казалось, он прикидывал, сумеет ли перепрыгнуть. Группа мужчин, расположившихся по соседству, что-то ему кричали и яростно жестикулировали, и мальчик в конце концов спустился по лестнице и прыгнул вниз. Потом он побежал вперед, пристроившись к идущему на север поезду. Тот ехал довольно медленно, и Лука, прильнув к краю вагона, с удивлением наблюдал за ребенком. Тот поднял на него глаза и улыбнулся. Схватившись за нижнюю перекладину лестницы, он подтянулся на руках. Лука сел прямо и стал ждать, когда над вагоном покажется голова мальчика, чернявая и блестящая в лучах пустынного солнца. С южного поезда послышались громкие крики – мигранты радовались, что пересадка закончилась победой. Все махали руками и улыбались.

– ¡Vaya con Dios! – прокричал мальчик на прощание. – ¡Ya me voy pa’l otro la’o![97]

С южного поезда снова донесся радостный крик.

– Будь осторожен! Благослови тебя Господь! – проорал один мужчина.

А потом Зверь снова набрал скорость, и лязганье сменилось на грохот и скрежет. Даже не пригнувшись, мальчик подошел к Лидии и ребятам и беззаботно плюхнулся рядом. В отличие от большинства мигрантов при нем не было никаких вещей и даже головного убора, который защищал бы его румяное коричневое лицо от солнца. Из-за этого кожа у него была очень сухой. Губы потрескались и покрылись белыми корочками, что не умаляло лучезарности его улыбки. Мальчик выставил кулачок, чтобы поприветствовать Луку, и тот машинально ответил тем же, повинуясь инстинктам любого восьмилетнего ребенка.

– ¿Qué onda, güey? – спросил мальчик.

По этим словам сразу стало ясно, что он северянин. Лука сомневался в их точном значении, поскольку никогда не встречал людей, которые бы так разговаривали, однако смог догадаться, что это дружелюбное приветствие. Он поздоровался в ответ. Лидия, полагавшая, что в этой жизни ее уже ничем не удивить, была искренне поражена появлением нового пассажира. Она не знала, что и думать. С одной стороны, этот мальчик производил впечатление общительного, приветливого и обаятельного ребенка. С другой – она привыкла опасаться случайных попутчиков и к тому же знала, что преступные группировки часто вербуют новичков в самом юном возрасте. И вообще, почему он тут один? И зачем так любезничает с Лукой? На всякий случай она приобняла сына. Лицо мальчика было совершенно круглым: глаза, нос, щеки – все. Веки слегка припухли, но под ними горели ясные черные глаза. Дышал он тяжело, с хрипом. Сунув руку в карман джинсов, мальчик достал ингалятор, яростно его встряхнул, приложил к губам и сделал резкий вдох. Слегка покашливая, попытался выровнять дыхание.

– Он пустой. – Мальчик пожал плечами и вернул баллончик в карман. – Но воспоминания о лекарстве помогают.

Лука улыбнулся, а Лидия насупила брови и спросила:

– С тобой все будет в порядке?

Она остерегалась незнакомых детей, но по-прежнему оставалась матерью и понимала, что подобный хрип разыграть просто невозможно. Мальчик снова прокашлялся, а потом еще и еще раз и, наконец, сплюнул через край что-то твердое.

– Сейчас пройдет, – прохрипел он.

Все четверо внимательно следили за ним на случай, если вдруг понадобится неотложная медицинская помощь. Но в то же время никто толком не понимал, что делать, если приступ и правда не закончится. Новенький распрямил плечи и окинул взглядом пейзаж. Сложил ноги в форме кренделя и попытался дышать ровнее. В это время Лидия с облегчением обнаружила дыру на подошве его кроссовки. Ни один мальчик с пустым ингалятором и в дырявой обуви не может работать на банду или картель. Отдышавшись, мальчик повернулся к Луке и сказал:

– Я – Бето. Как тебя зовут?

– Привет, Бето. Меня зовут Лука.

Бето кивнул.

Они проезжали небольшую деревушку, которая, казалось, просто выросла на путях: кучка домов такого же ржавого цвета, как и земля, да две враждующие забегаловки по разные стороны одной-единственной улицы.

– Тебе теперь получше? – спросил Лука.

– Да, я в порядке. Так всегда бывает, когда я быстро бегаю, но я научился не психовать и сидеть спокойно, пока не пройдет, потому что иначе становится только хуже.