июня приходит новое письмо от Екатерины, и в нем новое признание: «О деле Бибикова я должна сказать Вам, что этот человек, осыпанный мной благодеяниями, как и все его семейство, — человек неблагодарный, исполненный самой горькой едкости против Вашей матери. Этот разрушительный порок всех обществ не принадлежит к числу занятий, заслуживающих поощрения. Но что такой человек находит льстецов, это много доказывает. <…> Что касается Бибикова, то он, изобличенный в неблагодарности и лжи, решился на единственный оставшийся ему исход: он раскаялся, просил прощения и показал душу и разум дитяти, которое заслужило наказание розгами. Все это дело могло бы послужить уроком нравственности для молодежи. <…> Мои принципы за волосы вытащили этого молодого человека из пропасти, куда он было бросился, потому что тон мой менее трагичен, чем тон моих предшественников. Говорю Вам это, потому что моя нежность к Вам желает, чтобы Вы извлекли из этого пользу для настоящего и будущего. Что касается до длинного письма, написанного князем Куракиным, то я велю, если он того пожелает, положить оное в архив рядом с его ответом Бибикову, чтобы оно служило доказательством, как он отрекается от чувств неблагодарности своего корреспондента и опровергает то, что тот легкомысленно осмелился сказать в своем письме: что он с детства не имеет тайной мысли от него. Прощайте! обнимаю Вас обоих».

Можно представить, как напугали Павла Петровича и Марию Федоровну эти письма. Чтобы задобрить Екатерину, они даже написали ей, что заскучали в Париже и мечтают поскорее вернуться домой, о чем она много раз просила с самого начала их путешествия.

Императрице помнила, что вступая на престол, она всего лишь вдова Петра III и мать наследника, но она очень надеялась, что об этом все забыли, и в первую очередь — Павел. Наследник же, хоть и не всегда ладил с матерью, все же не был готов к открытому конфликту с ней.

Как раз в это время, в начале июня, великокняжеская чета и получила приглашение в Шантильи, где провела всего три дня. Но впечатления от приема, оказанного принцем Конде, глубоко запали в память Павла.

«Шантильи — это наикрасивейшее место в мире… чарующее и великолепное. Воды, леса восхитительны; наяды фонтанов, опирающиеся на свои урны, имеют внешность придворных дам, и песчаные аллеи леса в тысячу раз прелестнее аллей партера», — писала в мемуарах баронесса Оберкирх, подруга детства Марии Федоровны, которая сопровождала ее в путешествии по Франции.

О приеме, который принц Конде устроил для Павла и его жены, рассказывает сотрудник Гатчинского дворца-музея Валентина Владимировна Федорова: «Принц Конде и принцесса Монако встречали Павла Петровича и Марию Федоровну перед замком. Их провели через зеленые коридоры из стриженых кустарников, освещенные огнями и украшенные свежими цветами с эмблемами графа и графини Северных “в сетях любви”. После отдыха гости побывали в театре принца, где им были представлены фрагменты из оперы Глюка “Ифигения”, небольшие пьеса и комедия. Здание театра, расположенное в парке, было знаменито тем, что за его сценой открывался необычайно красивый парковый пейзаж с водопадом — “живой водой, которая спускалась вниз 8-ю ярусами с магическим эффектом”.

В этот день обед состоялся поздно — в Павильоне Венеры на острове Любви. Регулярный садик острова Любви был спланирован еще в XVII в. На нем были устроены зеленые залы-боскеты, украшенные мраморной скульптурой и фонтаном. На оконечности острова возвышался Храм Любви, построенный Луи-Жозефом Конде по проекту придворного скульптора Бабеля с каскадом перед ним. После роскошного обеда дамы и кавалеры перешли на расположенный рядом Остров игр. Это был своеобразный “Вокс-холл” под открытым небом — целый комплекс увеселительных сооружений, аттракционов, игр, популярных в то время. Анфилада боскетных залов обеспечивала возможность сменить танцы на веселые игры или охладиться в маленьких зеленых кабинетах.

Обед в очаровательном павильоне под звуки музыки, фонтанов, каскада, волшебные острова, красочно иллюминированные, надолго запомнились гостям из России. Не случайно через 10 лет у Павла Петровича в Гатчинском парке на Белом озере появился аналогичный остров Любви, как “воспоминание” о Шантильи. В первый день праздник продолжался до 3 часов утра. Поздно вечером состоялся грандиозный фейерверк.

На следующий день гостеприимный хозяин показывал свой замок: великолепные апартаменты, кабинеты истории и природы, уникальную библиотеку, предмет гордости — оружейную, зал для игр и др. После обеда «в интимной компании» вновь была организована прогулка по парку в каретах.

В Шантильи обязательным местом для развлечений был чудесный домик Сильвии на берегу тихого пруда. В этот раз в домике лесной нимфы графа и графиню Северных угощали холодными закусками и рассказами о романтических любовных историях парка Сильвии. Позже Павел Петрович и Мария Федоровна, устраивая свои резиденции, вспомнят “французскую” Сильвию: в Гатчине и Павловске появятся парки с таким же названием.

Следующая остановка была назначена в другом легендарном павильоне парка Шантильи — Молочне, где гостям подавали мороженое и свежие фрукты. Затем были осмотрены Зверинец принца Конде, который был “более многочислен, чем у короля и лучше содержался”, превосходные оранжереи и знаменитые каскады. Несомненно, что гатчинские хозяйственные комплексы Молочной фермы, Птичника, оранжерей, Зверинца были созданы Павлом Петровичем тоже под впечатлением французских образцов.

Второй день завершился ужином в Амо (Le Hameau) — “Деревушке под вязом” с маленькими “сельскими домиками”. Эта пасторальная деревушка в Шантильи появилась ранее знаменитой “Деревушки” Марии Антуанетты в Трианоне и стала для нее образцом. В одном из домиков Амо, который назывался Салоном, Павла Петровича с супругой угощали “крестьянской едой”, состоящей из 6 супов, 12 закусок, 12 сортов рыбы, 3 жарких, 6 птичьих блюд, антрекотов и столом, переполненным восточными деликатесами. Обед сопровождался пением и танцами “молодых пастушков и невинных пастушек”.

Вечером прогулка была продолжена на пирогах по Гранд-каналу при свете факелов. По замыслу Ленотра, душой парка Шантильи была вода, а главной водной артерией — Гранд-канал длиной 1,8 км. Он пересекает парк с востока на запад».

Как свидетельствуют планы Гатчины XVIII в., во времена Павла I на придворцовой территории парка планировалось построить такой же канал, но замысел не воплотили полностью. Существующий до сих пор канал, называемый Карпин пруд, является лишь частью задуманного Гранд-канала.

По воспоминаниям баронессы Оберкирх, после путешествия по Гранд-каналу «компания направилась в павильон, упрятанный в лесной чаще, и который не было видно», и там все без сил «упали на шелковые диваны под звуки серенад музыкантов Принца». Музыканты находились в тайной комнате под самым потолком. Однако, несмотря на усталость, многие участники праздника «в наступившую ночь совсем не спали», т. к. «охота, которая началась на закате, была продолжена на рассвете».

Охота на