Против такой постановки вопроса мне нечего было возразить. Оставалось ждать утра.

Ночью на канале связи прорисовался Лис:

– Капитан, ты там не спишь?

Честно сказать, мне почему-то не спалось, предстоящее торжество, с которого мне каким-то образом предстояло исчезнуть, наводило на меня какую-то непонятную грусть. Услышав мой отрицательный ответ, Сережа обрадовался.

– Прекрасно. А то я боялся тебя разбудить. Значится, у меня все готово. Я им тут такой цирк с конями устрою, что по той улице, по которой тебя повезут, лондонцы еще пару лет будут опасаться ходить. От тебя требуется следующее. Ты методу освобождения из пут помнишь?

– Помню, – ответил я. – А почему ты решил, что это будут путы?

– Вальдар, что мне в тебе всегда нравилось, так это твой аристократизм, сиречь полное неумение считать деньги. – В голосе Рейнара слышалось нескрываемое превосходство. – Подумай сам. Цепи – вещь казенная, учтенная в смете. За нее местные власти раз лет этак в двадцать деньги платят. Поэтому хочешь не хочешь, а после казни цепи надо снять и принести обратно. Правильно?

– Правильно.

– А на покупку кожаных ремешков для пут деньги выделяются ежемесячно. Причем из расчета один ремешок на одного казненного. Понятно тебе?

– Пока не совсем.

– О Господи! Одним и тем же ремешком десятки человек связывать можно. А остальные деньги – это честные нетрудовые доходы палача. Так что я готов поспорить с тобой на десять шелобанов, что тебя свяжут путами.

– Хорошо, допустим.

– Так вот. Когда тарарам начнется, ты, будь добр, ремни эти скинь, чтобы мне меньше возни было.

– Ладно, – согласился я, не представляя еще себе, что, собственно, задумал Лис.

– Вот и отлично! Детали – по ходу действия!

Лис пожелал мне спокойной ночи и пошел, как он выразился, готовить маленький «сюрпрайз».

Утро застало меня в настроении не то чтобы бодром, но боевом. Явившийся ко мне священник предложил мне исповедаться и причаститься святых тайн и, кажется, был несколько огорчен моим обещанием зайти к нему вечерком домой поговорить на эту тему.

В остальном Рейнар был прав. Я разумно сделал, что не согласился на пари с ним. Иначе бы трещать бы моей голове под его шелобанами.

И вот, к вящей радости лондонцев, наступил час долгожданного зрелища.

Повозка, запряженная четверкой мощных вороных коней, выехала из ворот старой башни Кинксдейла, служившей в эти дни политической тюрьмой, и, сопровождаемая двумя десятками стражников, расталкивающих толпу древками копий, медленно двинулась к месту моей казни.

Рядом с мрачным возницей размещались два лучника, символизирующие мою неусыпную охрану, чуть дальше находилась большая дубовая колода, очень напоминающая мясницкую, возле которой на коленях стоял я, возложив голову на плаху. За моей спиной монументально, словно памятник, высился палач в красном капюшоне и кожаных крагах, картинно опирающийся на меч Правосудия[59]. Свист и улюлюканье толпы сопровождали нашу процессию. Когда прогремел взрыв первой петарды, я понял, что пришла пора действовать.

Вслед за первым взрывом прогремел второй, третий… Потом прямо посреди повозки блеснула яркая вспышка, и улицу заволокло дымом.

Делаем ноги!

Объявление в газете

Благодарная публика шарахнулась от повозки в разные стороны, теряя башмаки и шляпы. В толпе раздались истошные женские визги и несусветные проклятия вперемежку с жалобными молитвами. Долговязая фигура, вся в черном с ног до головы, с ужасающей личиной вместо лица, обрушилась откуда-то сверху на мой фаэтон. В воздухе витал отчетливый запах серы… В руках у существа с бешеной скоростью вращались два коротких меча. Очутившись за спиной возницы, этот воин тени ударами ног сбросил с помоста лучников и выдохнул струю пламени в лицо ополоумевшего от ужаса «водителя кобылы». Несчастный кубарем скатился на землю и помчался по улице, вопя: «Нечистый! Нечистый!» и обгоняя собственных коней. «Посланец ада» мгновенно подхватил вожжи и прокричал на родном демоническом наречии: «Эх, залетные! Но, пошла, родимая!»

Повозка, влекомая испуганными лошадьми, окутанная клубами серного дыма, с грохотом понеслась по улице. В это же время я, расслабив мышцы рук и позволив путам слегка ослабнуть, рывком освободился от ремешков и, повернувшись так, чтобы одна моя нога зацепила голень палача, второй нанес ему удар под колено. Палач, сбитый с ног «ножницами», раскинул руки, пытаясь удержать равновесие, и, падая, выронил меч. Мчась на этой адской колеснице и вращая меч «вокруг себя» для устрашения почтенной публики, я с грустью думал о своей окончательно погубленной в глазах англичан репутации. Ибо трюк с моим освобождением с этого момента намертво впечатался в лондонский фольклор.

– Сейчас будет дом с галереей над улицей! – крикнул Лис, оборачиваясь ко мне и срывая с себя тэнгу[60]. – Прыгаем туда, дальше уходим по крышам. За городом нас ждет отряд!

Обещанный дом не заставил себя долго ждать. Галерея стремительно надвигалась на нас.

– Прыгай! – заорал Лис, подскакивая и цепляясь за торчащую балку и подтягиваясь на руках.

Последовав его примеру, я начал карабкаться наверх вслед за Рейнаром.

– Там впереди будет стена, внизу два кирпича выбиты, – перескакивая с балки на балку, инструктировал меня он. – Оттуда можно дотянуться до соседнего окна, а с него – перепрыгнуть на край стены…

Не дожидаясь ответа, Лис продолжал свой бег. Над нашими головами просвистело несколько стрел.

– Черт! Эти уроды очухались раньше, чем я предполагал! – на ходу выругался Сережа. – Быстрее, Капитан, не мешкай! Двигай поршнями!

Одним гибким движением Лис проделал все указанные им операции и, очутившись на стене, скрылся за ее зубцами.

– Скорее! Скорее, Капитан! – донеслось оттуда. Я попробовал так же элегантно повторить его трюк, и скорее всего мне бы это удалось… Но в тот момент, когда я дотянулся до указанного Лисом окна, трехфутовая стрела, пронзив мое любимое правое плечо, пригвоздила меня к дубовому ставню. Что и говорить, положение было более чем дурацкое – выдернуть стрелу я не мог, так как второй рукой изо всех сил пытался удержаться за переплет окна.

Намертво сжав зубы и стараясь не орать от боли, я висел, словно бабочка, пришпиленная юным натуралистом, лихорадочно пытаясь сообразить, что же я, собственно говоря, должен делать дальше. Неизвестно, долго ли пришлось так висеть, потому что, несмотря на радостные крики толпы, никто не спешил снимать меня, но тут в полураспахнутое окно просунулись две коричневые жилистые руки, с силой сломавшие древко стрелы и моментально втащившие меня вовнутрь. Резонно предположив, что вплоть до очередной попытки казни мне думать не о чем, я с облегчением потерял сознание.