– В жертву можно приносить овец и коз, но не совесть и честь. Да, я слышала, что позор одной христианской девицы привлек сарацин в Испанию, но не думаю, что позор другой приведет к искоренению мусульманства в Палестине.

– Разве вы считаете позорным быть супругой могущественного монарха?

– Да, гнусно и бесчестно надругаться над христианским таинством: в брачный союз вступает благодать Святого Духа, разве эта благодать может быть призвана на врага Христа, да и Эдит Плантагенет не подобает быть царицей гарема.

– Я не желаю с вами ссориться, кузина, но полагаю, что зависимость, в которой вы находитесь, могла бы заставить задуматься и сделать вас снисходительнее.

– Государь, вы унаследовали богатство, почести, права и все владения Плантагенетов, неужели же вы захотите отнять у вашей кузины и ту частичку фамильной гордости, которая осталась ее единственным наследством?

– Сознаюсь чистосердечно, кузина, одним этим словом вы обезоружили меня. Поцелуемся и останемся друзьями. Я сейчас же уведомлю султана Саладина о вашем отказе. Однако все же еще раз спрошу: не лучше ли отложить ваш ответ до личного вашего свидания с ним? Говорят, он красавец.

– Я полагаю, государь, что никогда с ним не встречусь.

– Клянусь святым Георгием, это случится скорее, нежели вы думаете. Саладин, я ничуть не сомневаюсь, отведет нам нейтральную полосу земли для арены, на которой произойдет поединок между моим представителем и этим гнусным маркизом, похитителем нашего знамени. Султан наверняка захочет лично присутствовать на поединке. Беренгария сгорает от нетерпения увидеть рыцарский поединок, и я ручаюсь, что весь прекрасный пол устремится туда. Конечно, вы не помчитесь сломя голову, но уверен, что я вас там встречу. Однако мы подходим к шатру нашей супруги, и я должен с вами расстаться. Помните, Эдит, расстаться миролюбиво, считаю необходимым запечатлеть этот договор устами и рукой. Я пользуюсь правом короля целовать своих подданных.

Король Ричард, нежно, с глубоким уважением поцеловав леди Эдит Плантагенет, простился с ней. Полная луна ярко освещала лагерь крестоносцев и его окрестности, когда король возвращался в свой шатер. Хорошо зная решительный характер своей кузины, король понимал, что ее брак с султаном, так необходимый по его политическим расчетам, может не состояться, но, похоже, это его ничуть не опечалило: он шел в прекрасном настроении, напевая запомнившийся мотив и слова баллады Блонделя.

Возвратившись, он, не теряя ни минуты, сел за рабочий стол и написал письмо султану Саладину, которое вручил мнимому нубийцу, приказав ему на рассвете отправиться в лагерь сарацин и доставить султану Саладину.

Там раздаются крики неверных мусульман, Готовясь в бой, они взывают к небесам, Мольбами воздух оглашают, Чтобы победой их украсилось чело.

Осада Дамаска

На следующее утро Ричард Львиное Сердце получил от Филиппа, короля Французского, приглашение зайти к нему для переговоров. Свидание состоялось. Король Филипп, пересыпая свою речь горячими уверениями глубочайшего уважения к «своему брату», королю Английскому, сообщил ему о своем твердом решении возвратиться во Францию, поскольку из-за беспрерывных раздоров вождей крестоносцев, а также из-за ослабления сил армии он сомневается в удачном исходе настоящего Крестового похода. Сколько Ричард ни старался его уговорить отказаться от этого намерения, все было напрасно. Возвратившись к себе после свидания с Филиппом, Ричард еще больше огорчился, получив официальное заявление эрцгерцога Австрийского и других государей о принятом ими решении, причем без всяких околичностей они добавляли, что вынуждены отказаться от столь великого дела, как освобождение Гроба Господня, ввиду необузданного честолюбия и непомерного властолюбия короля Английского Ричарда. Таким образом, все надежды Ричарда на продолжение войны разлетались в прах. Горько оплакивал он свои мечты о победах и славе, тем более что не мог не признаться себе, что в этой неудаче отчасти виноваты его вспыльчивость и строптивость.

– Они не осмелились бы покинуть таким образом моего отца, – говорил он де Во с негодованием. – Никто в Европе не поверил бы их клевете на такого мудрого монарха. А я, я сущий безумец, сам дал им благовидный предлог не только покинуть меня, но и взвалить всю вину на недостатки моего характера!

Такие мысли настолько взволновали и мучили Ричарда, что он, не желая никого видеть, заперся на целый день в своем шатре. Де Во очень обрадовался, когда появление посла от Саладина отвлекло наконец короля от его грустных и тяжелых размышлений.

Новым послом, по имени Абдалла эль-хаджи, был эмир, пользовавшийся особым почетом и уважением при дворе султана. Он вел свое происхождение от пророка, от рода или поколения хашем, чему служила доказательством его зеленая чалма непомерной высоты. Три раза совершил он путешествие в Мекку, откуда досталось ему прозвище эль-хаджи, что значит паломник[28]. Однако, несмотря на все причины для притязания на святость и на высокое происхождение, Абдалла по натуре своей был весельчак. Большой приверженец забавных рассказов, если не в большей мере он был и любителем вина: любое важное дело он охотно откладывал ради хорошей выпивки втихомолку, когда представлялся случай. Но, несмотря на эти слабости, эмир был человек государственный, мудрый политик, и Саладин пользовался его способностями в различных переговорах с христианскими князьями, особенно с Ричардом, который знал и уважал эль-хаджи. Эмир привез Ричарду согласие Саладина устроить поединок на нейтральной земле и, кроме того, пропускную грамоту для всех именитых лиц, которые пожелали бы присутствовать на этом турнире.

Мрачное настроение Ричарда, навеянное тяжелыми мыслями о несбыточности его надежд и разрыве союза крестоносных властителей, рассеялось, и он с большим интересом стал обсуждать все детали и условия предстоявшего поединка.

Для поединка султан назначил место рядом с источником, названное «Алмаз пустыни», находившееся на одинаковом расстоянии от лагеря христиан и сарацин. Сюда в назначенный день и в условный час должны были явиться обвиняемый Конрад Монсерратский со своими секундантами: эрцгерцогом Австрийским и гроссмейстером тамплиеров, а также с охранной стражей в сто всадников в латах, вооруженных копьями, мечами, и обвинитель Ричард со своим братом Солсбери и с конвоем из такого же числа вооруженных всадников. Султан же приведет с собой конвой из легковооруженной конницы в пятьсот человек, число, которое, как считал сам Ричард, вполне соответствует двумстам тяжеловооруженным копьеносцам. Все знатные лица как с той, так и с другой стороны, приглашенные на поединок, не должны иметь при себе другого оружия, кроме шпаги или сабли, и быть без лат и кольчуг. Султан принимает на себя все заботы по устройству арены и угощения. Письмо свое султан заканчивал выражением того удовольствия, какое ему доставит личная мирная встреча с великим Мелеком Риком, а также исполнение его королевского желания.