— Это, видно, тулусы или кутургуты, — пояснил вместо совсем перепуганного серба Рагдай, — они союзники аваров.

— Да, — обрадованно сказал серб, — я слышал такие разговоры от торговцев, что союзные аварам восточные племена восстали из-из жестокости хана Ирбиса и решили попросить земли для жизни у короля франков Дагобера.

— Да, такое может теперь быть, — задумчиво пробормотал книжник еле слышно сквозь пронзительное карканье ворон, — у аваров дела на востоке и юге совсем плохи с византийцами.

— Того вождя, что восстал против аваров зовут, вроде, Кубрат, — сказал серб, — и сын у него, кажется, Баян…

— Император Ираклий сильно разбил аваров под стенами Константинополя три года назад вместе с союзными аварам сербами и хорватами, — снова пробормотал Рагдай, — нет ничего удивительного в том, что после этого союзники стали покидать аварские становища.

— Это что, месть аваров беглецам? — подняв глаза от страшного зрелища растерзанных тел на своего хозяина, спросил Креп, — не проще было всех этих людей толпой пригнать обратно в свои места обитания и использовать уже не как союзников, а как рабов?

— Да, если представить себе, что за раба можно выручить три золотых монеты, то непонятно, зачем зазря переводить такое огромное богатство, убивая этих несчастных? — щурясь не то от солнечного блика, не то от воздушной волны от близко пролетевшей птицы, спросил Ацур, — кто здесь чего понимает?

— Надо кого-нибудь живого найти и спросить! — сказал звонко Ладри, всё ещё не смея открыть глаза и посмотреть на изуродованных покойников, — кто-то ведь должен был спрятаться и уцелеть.

— Правильно, — сказал Рагдай, пусть стребляне начнут объезжать поле и посмотрят, может кто-то остался.

— Поезжайте, найдите живых! — приказал стреблянам князь, — хоть кого.

Оря и его стребляне медленно разъехались в разные стороны и двинулись среди тел, повозок, разбросанных вещей. Птицы разлетались перед ними во все стороны с недовольным карканьем, лисы и волки разбегались, не прекращая жевать и облизываться, и только лошади, козы и овцы не обращали на них внимания.

— А я бы не расходился, мало ли чего, — сказал Креп, — может, засада здесь в кустах сидит, а вместе сподручнее отбиваться.

— И то верно… — задумался князь на мгновение, и громко крикнул стреблянам, — возвращайся, Оря, не надо никого пока искать без нас!

Истошно вопя от этого крика, вокруг них захлопала крыльями и поднялась в воздух целая воронья стая. Всем показалось на мгновение, что стало темно как ночью от чёрных птиц над головой. Стребляне повернули своих коней и медленно, словно нехотя, вернулись обратно.

— Может быть нам стоит отсюда поскорее уйти в лес, а не торчать на виду у всей Моравии? — Рагдай испытующе поглядел на князя, и с удовлетворением отметил про себя, что не находит в нём теперь и тени прежнего смятения: Стовов Багрянородец из-за увиденного наоборот наполнился решимостью, уверенностью, силой, и был похож на человека давшего год назад книжнику обещание найти золото небесных королей хоть на краю света.

— Не трусь, кудесник, богов любимец! — ответил, скривив подобие улыбки, князь, — уйти мы всегда успеем, а вот понять, оставаться у Моравы, или вернутся к Одеру, было бы не плохо.

— Да очень странно: отчего молодых-то здесь посекли как траву, — сказал Тихомир, — молодых женщин можно было бы хорошо продать: за два десятка женщин по пять солидов — это уже сто солидов, огромное богатство.

— Вот и я говорю… — прошептал Ацур.

— Не понятно, — ответил Рагдай, — колдовство?

— Ночь падает на землю, когда волки пожирают луну, — неожиданно для всех, звучным, низким голосом сказал Вольга, молчавший с того момента, как отряд оставил стан войска.

Полтески стояли за спиной Стовова, и всем пришлось обернутся к ним, чтобы услышать мнение их воеводы. Однако Вольга больше ничего не сказал. Он выудил из мешка, притороченного к седлу, длинную полоску льняной ткани. Обычно полтески использовали такие ленты как бинт для ран, или как ремни для стягивания объёмной поклажи, или ещё для быстрой замены порванной или разрезанной в бою конской упряжи. Вольга вынул из ножен свой изогнутый меч. Положив лезвие меча себе на плечо, а рукоять удерживая снизу одной рукой, другой рукой он принялся наматывать ткань на лезвие, пока полностью его не закрыл. Остальные полтески сделали то же самое со своими мечами и копьями.

— Это чего такое? — удивлённо поднимая брови, спросил князь, — зачем?

— Они считают, что придётся сражаться с духами, а духов нельзя убить прикосновением обычного оружия из стали, — сказал Рагдай, — так, вроде, объяснил когда-то мне Хетрок.

— И что, будет сшибка с духами? — не то испуганно, не то вызывающе спросил Тороп, обращаясь к Вольге, — чего молчишь, башка степная?

— Да, — ответил Вольга, глядя куда-то поверх голов, — старик Хетрок говорил, когда уходил по приказу князя Стовова к Марице от Зеелова, что полтески однажды победили духов в сече у Алатырь-горы. Было это в волжской степи в незапамятные времена, задолго до того, как от захода солнца пришли курши, стребляне и мокошь с эрзей. И тогда простая ткань помогла нашему оружию разить бессмертных и бестелесных врагов.

— Какие курши, куда пришли? — воскликнул возмущённо Ломонос, как будто он был сейчас не за тридевять земель на поле, заваленном убитыми женщинами и детьми, а на причале у Рязани солнечным летним днём, когда можно было легко предаться спорам о том, кто лучше, сильнее, древнее, умнее во всей Тёмной земле, и кому в ней быть правителями, — вы сами на Волгу пришли пару десятков лет назад!

— Уймись, Лом, — резко прервал его князь, — нашёл время задираться!

— Да хранят нас всех наши боги и боги этих мест! — произнёс загадочно Рагдай, но как обычно интонацией не закончив фразы.

Он привстал в стременах, надавив подошвами на правое, а затем на левое стремя, чтобы убедиться в их крепости и одинаковой высоте, словно готовился к скачке. Затем он ощупал кольца упряжи, поёрзал в седле, похлопал по своему мечу, отвёл полу своего аварского халата так, чтоб ничего не мешало доступу к рукояти, приподнял над лицом повязку, прикрывавшую распухший глаз. Помедлив, снял повязку совсем и сунул за пазуху. Остатки мази с века стёр рукавом, чтобы она не стекла вниз с потом в какой-нибудь важный момент. Потрогав пальцем заплывший глаз, Рагдай закончил свою мысль:

— Будем думать, что всё закончится хорошо.

— Что закончится хорошо? — спросил князь, и лицо его сделалось таким, каким его Рагдай видел лишь два раза — когда тот врубался в ряды германцев в битве в канун Журавниц и когда махал рукой вслед лодии, уходящей вместе с его сыном, княжичем Чаславом вниз по Нерли к Константинополю, для обучения там мальчика