Я поняла одно: дыма без огня не бывает. А Константин Алексеевич в самом деле оказался умнее – или хитрее – Интерпола. Но ведь всю правду я все равно никогда не узнаю, не так ли? Я решила не ломать голову.

Мы с Константином Алексеевичем тепло распрощались, не исключая, что когда-нибудь наши пути пересекутся вновь, и я отправилась в гости к Сениному племяннику, несколько последних лет проживающему в Амстердаме.

Он тоже уже ждал меня.

– Здравствуйте, Александра Валерьевна! – приветствовал меня с порога невысокий кругленький мужчина, здорово похожий на Сеню, но пока без лысины и лет на двадцать моложе. – Проходите, проходите. Расскажите, как дела в Северной столице, как чувствует себя Семен Григорьевич? Это все ваши вещички? Вы где-нибудь остановились? Может, у нас заночуете? У нас много места. А для коллеги Семена Григорьевича всегда найдется комнатка. Давайте плащик возьму. Вон тапочки.

Евгений тараторил без умолку, мне долго не удавалось вставить ни слова. Останавливаться у него я не собиралась, даже если бы и планировала провести ночь в Амстердаме, но у меня созрел совсем другой план… С Евгением я должна была только уточнить несколько моментов, не подлежащих обсуждению по телефону.

– Ох, вы не представляете, Александра Валерьевна, что это были за дни, – схватился Женя за голову, вспоминая. – Ох, что тут было-то, что делалось! В жизни не думал, что придется телевизоры разбирать… Но вот пришлось ведь. Но ничего, быстро освоил это дело. Несложно. Винтики отвинтил, крышку снял… Быстро наловчился. И все зря! Все зря! Самое обидное! А работу-то я какую провел! Транспорт заказать! Привезти, отвезти! А тут у меня… Носили-то сами! Хорошо, хоть не тяжелые они. Корея! Это наши-то, советские, помните, какие были? Надорвались бы тогда. А эти ничего. Эти и самим носить можно. Но все равно… Чайку? Или чего покрепче? У меня такой ликерчик есть вкусненький. Не желаете? Местный, очень рекомендую.

Евгений причмокнул губами и покатился к бару, извлек оттуда пузатую литровую бутылку, приготовил маленькие стопочки, порезал лимон.

– Попробуйте, Александра Валерьевна. Очень приятственная вещь. Очень! Я люблю иногда – и среди дня, и поближе к вечерочку… Перед сном насладиться рюмочкой…

Евгений разлил по стопкам тягучую жидкость кофейного цвета. Ликер в самом деле оказался очень приятным, но я поняла, что много его не выпьешь – густой и сладкий, он казался очень сытным. Евгений продолжал болтать без умолку.

– А где стояли телевизоры, пока находились в Амстердаме? – вклинилась я, прерывая поток болтовни. – Все время здесь, в вашем доме?

– Да, конечно, – удивленно ответил Евгений. – Не снимать же склад специально? Зачем лишние траты? А лишние глаза и уши? – Евгений хихикнул – ну просто как Сеня. – Гараж большой. Туда и поставили. Если бы еще один контейнер был, тогда бы, конечно, пришлось оставлять его на улице. А эти поместились. И моряки у меня тут проживали. Все мы тут дружненько работали, пили, ели… Только супруга моя возмущалась. Но жены ведь всегда сердятся? Всегда им все не так, правда? И убирать, конечно, ей пришлось. Сейчас она на работе. Она у меня каждый день работает. Я-то человек творческий. Вы понимаете, то густо, а то совсем пусто. Но у меня не так давно выставка была, с полгода назад. Друзья помогли устроить. Кое-что удалось продать. Потом еще. Почти ничего не осталось. Но пойдемте покажу, что есть. Надо дальше работать. А тут отвлекся на эти телевизоры. Впрочем, все равно вдохновения не было. Вот теперь жду…

Мне хотелось заметить, что если ждать вдохновения, то можно прождать всю жизнь и ничего не сделать, но я сдержалась: творческие люди – народ весьма специфический и очень обидчивый. Как я поняла, Евгений обычно ждет вдохновения, сидя в кресле в домашних тапочках и потягивая тягучий сладкий ликер, в то время как его более практичная супруга работает, занимаясь добыванием средств на пропитание семьи.

В общем, ничего интересного для себя я не узнала и решила, что, наверное, зря потратила время на поездку к Сениному племяннику. Вот только ликерчику вкусного попробовала. Информация о том, что компания разбирала корейские телевизоры в доме Евгения, в общем-то, ничего мне не дала. Бывший протезист показался мне человеком не от мира сего, и если бы он и нашел наркотики в одном из телевизоров, то, наверное, не знал бы, как их продать. Если только не стал бы использовать сам – не исключено, что он уже балуется травкой или чем-то подобным. Наконец мне удалось с ним распрощаться, и я отправилась в аэропорт.

Следующим пунктом моей программы был Гамбург, где меня совсем не ждали, а предупредить интересующее меня лицо о своем появлении я не могла из-за отсутствия номера телефона.

Вечером в понедельник я нажимала кнопку звонка Кати Штоль, одной из подруг Марины Громовой. Я решила, что следует попытать счастья, раз уж нахожусь неподалеку (ну, это, конечно, относительно, но тем не менее – когда я еще смогу выбраться в Германию? Из Голландии сделать это было удобно, да и в Питер буду возвращаться не из Амстердама, а из Гамбурга, чтобы у всех знакомых возникло меньше вопросов).

Дверь открыл мужчина примерно одного со мной возраста, из-за его спины выскочил мальчик лет семи.

– Здравствуйте, – сказала я. – А Катя дома?

Тут появилась сама хозяйка.

– Ой, это вы? – удивилась она. – Саша, кажется?

– Простите, что не позвонила заранее, – извинилась я, – но у меня только ваш адрес…

– Но я же послала и новый номер телефона, и факса, и электронной почты… – удивленно сказала Катя и тут же спохватилась: – Да вы проходите, проходите. Что это я вас в дверях держу? Вы когда прилетели? Надолго? Вы где-то остановились или…

– Я хотела бы снять номер в гостинице, – сразу же сказала я, предпочитая не останавливаться в чужих квартирах. – Вы посоветуете что-нибудь неподалеку? Я не планировала поездку к вам заранее, но была по делам в Голландии, а поэтому решила попробовать найти и вас, раз уж…

– Вот и правильно, – перебила меня Катя. – Я только вчера узнала о новом оборудовании, мне позвонили с завода, я утром съездила к ним, забрала проспекты, сегодня вечером собиралась готовить материалы, чтобы отослать вам. Очень хорошо, что вы сами приехали. Не нужно будет ничего отсылать, вы все и возьмете.

– Может, вы тогда вместе проедете на завод? – предложил Катин муж. – Саша все посмотрит на месте.

– Да, конечно, – кивнула Катя. – Мы им позвоним завтра с утра. Согласны? Раз уж вы все равно приехали.

Я сказала, что согласна, совершенно не понимая, о чем идет речь, но следовало послушать хозяев.

Меня тут же усадили за стол и накормили. За трапезой мы беседовали. За полчаса я узнала много нового о Катиной жизни за границей.

Генрих работал в какой-то мелкой фирме, Катя занималась хозяйством, ребенком, выполняла кое-какие заказы оставшихся в Петербурге друзей и бегала по распродажам и магазинам, объявляющим о выдаче премий покупателям, которым удастся среди товара найти что-то с просроченным сроком годности. Она долго хвасталась передо мной тем, что и за какой товар она получила, и жаловалась на конкуренцию среди эмигрантов. Она продолжала немного рисовать, но пока ни о какой постоянной работе и продаже рисунков не могло быть и речи. Мне же хотелось перевести разговор в нужное мне русло: во-первых, попросить ее нарисовать последнего любовника (или предпоследнего, если считать Храпа последним) Маринки Громовой (я же все-таки не была стопроцентно уверена, что это Кондрат), во-вторых, выяснить, о каком оборудовании идет речь и почему она решила, что оно должно меня заинтересовать. И что она собиралась мне отсылать? И мне ли? Для начала я решила разобраться с оборудованием и повременить с портретом мужчины.