Он смотрел задумчиво, сперва как бы бессмысленно, потом вдруг испугался чего-то, наверное своих воспоминаний, и жалобно пробормотал:

– Это все правда? Про госпожу Керено? Про их еду? Про этих жутких теток, которые полезли из воды?! Это не сон?!

– Не сон, – буркнула Василиса. – Можешь на них посмотреть, если к воде подойдешь. Только не вздумай туда хотя бы руку сунуть – живо сцапают и к себе утащат. Они еще не разошлись, еще ждут, кого бы забрать и задушить.

– Они меня душили, я помню, – с ужасом посмотрел на нее Шварц. – И я задохнулся… я почти умер!

– Тебе повезло, – сдержанно кивнула Василиса. – Ты выжил.

– Это хорошо! – сладко потянулся Шварц. – Это очень хорошо! Как писал мой великий тезка, я думал погибнуть с честью, но победить – это куда лучше.

Победить? Это он-то победил?!

– Ах ты павлин хвастливый! – не выдержала Василиса. – Болтун! Мы из-за тебя чуть не погибли все! А Тусег Ырка… я даже не знаю, что с ней. Отец унес ее в лес.

– Какой отец? – Шварц даже покачнулся.

– Ее отец! Ырка! Тот… страшный. От которого она нас спасла днем. И сейчас они оба нас спасли. Тусег сказала, что хочет стать деревом… Она отравилась дымом… И это все из-за тебя, ради тебя! – Василиса путалась в словах, запиналась и наконец расплакалась.

Шварц стоял молча, потом осторожно взял ее за руку:

– Пойдем туда, к ним. И ты мне все расскажешь.

Они пошли по ночной Стерлядке, слушая, как уносится ветер от берега в гущу лесов, и луна светила им уже не ослепительно, не колдовски, не пугающе, а тихо, спокойно, даже как бы дружески. Василиса рассказывала и о том, что произошло, и о том, что узнала от отца. Шварц иногда взглядывал на нее испуганно, недоверчиво, однако молчал…

Миновали магазин, потом дом бабы Кати, на который посмотрели со страхом и жалостью.

– Помнишь, Татьяна говорила, что баба Катя утонула, а потом выбралась из воды? – пробормотал Шварц. – Значит, это уже не она выбралась?

– Значит.

– Что ж я родителям-то скажу?! – простонал Шварц. – Ой, даже подумать страшно…

Василиса рассеянно кивнула.

Страшно, да. Но ей становилось куда страшней – стоило представить, что им придется увидеть.

Не замечая, как сухая трава колет ноги, они брели между деревьями, и наконец впереди открылась полянка, посреди – одинокое дерево с причудливым стволом и двумя устремившимися ввысь ветвями. Ствол напоминал девчонку, стоящую с воздетыми руками и закинутой головой. Подножие его было покрыто мхом. Каким-то странным лохматым мхом.

Лунный свет милосердно потускнел. Но и так было видно, что дерево – это Тусег, а у ног ее лежит тад Ырка, ее отец.

– Василиса, прости меня, – прошептал Шварц. – Я сам не понимал, что делаю.

Василиса кивнула:

– Когда теряешь одного из друзей, остальным прощаешь все. Это из пьесы «Обыкновенное чудо», если ты не забыл.

– Не забыл, – прошептал Шварц. – Слушай, ты сказала, что она меня спасла… Что она… ради меня…

– Она называла тебя Амбр, – ответила Василиса.

– Но ведь она и тебя спасла! – взмолился Шварц.

Василиса слабо улыбнулась:

– Конечно.

Она понимала: Шварцу страшно справиться с мыслью, что из-за него погибла эта девчонка. Такая странная девчонка! Да, Тусег спасла и Василису. А еще раньше ее спас мертвый Данька Фролов… И теперь Василиса понимала, что тогда, два года назад, когда она ходила по коридорам и не знала, смотрит Данька на нее или нет, он смотрел.

Точно смотрел!