Однако, организовав вооруженное выступление, Ленин не считал тогдашний момент подходящим для захвата власти. Он понимал, что сила еще не была на его стороне.

Вот как изображает Зиновьев настроение Ленина в ночь на 3 июля, когда он благословлял полки на выступление: «В июльские дни весь наш ЦК был против немедленного захвата власти. Так же думал и Ленин. Но, когда 3 июля высоко поднялась волна народного возмущения, товарищ Ленин встрепенулся. И здесь, наверху в буфете Таврического дворца, состоялось маленькое совещание, на котором были Троцкий, Ленин и я. И Ленин, смеясь, говорил нам: „А не попробовать ли нам сейчас?“ Но тут же прибавлял: „Нет, сейчас брать власть нельзя; сейчас не выйдет, потому что фронтовики еще не все наши, сейчас обманутый Либерданами фронтовик придет и перережет питерских рабочих“»[148].

Ленин правильно оценивал обстановку. В то время у него еще было много сильных врагов, и главным из них являлся Совет, который тогда стоял за поддержку правительства.

Как только началось выступление военных, а затем и рабочих, руководители Совета приняли энергичные меры, чтобы помешать ему. Вечером 3 июля Чхеидзе созвал экстренное собрание комитетов Советов, на которое телеграфом были вызваны представители от всех заводов и войсковых частей. В числе присутствующих был 21 большевик. Как только председатель Чхеидзе внес предложение о том, чтобы все постановления, принятые заседанием, считались обязательными для всех присутствующих, большевики удалились, а вернувшись, затем внесли протест относительно незаконности постановления. Заявив, что обратятся к Интернационалу, они покинули собрание окончательно.

Заседание вынесло резолюцию с предостережением ко всем солдатам и рабочим Петрограда: «Неизвестные люди… зовут вас выйти с оружием на улицы. Этим способом вам предлагают протестовать против расформирования полков, запятнавших себя на фронте преступным нарушением своего долга перед революцией и нежеланием драться… Напоминаем товарищам солдатам: ни одна воинская часть не имеет права выходить с оружием без призыва главнокомандующего, действующего в полном согласии с нами. Всех, кто нарушит это постановление в тревожные дни, переживаемые Россией, мы объявим изменниками и врагами революции».

Резолюция эта в форме воззвания «Ко всем рабочим и солдатам г. Петрограда» была напечатана на следующий день в «Известиях».

С утра 4 июля Петербург был безлюден. В советских «Известиях», которые имели значение официального правительственного органа, на первой странице было напечатано внушительное по размеру воззвание, принятое накануне Советами. Там же, на третьей странице, среди хроники скромно помещено:

«От Временного правительства.

Ввиду выступления некоторых воинских частей, происходившего 3 июля и в ночь на 4-е, в результате чего оказались раненые, манифестации воспрещаются».

С фабрик и заводов в Исполнительный комитет Совета поступают частые запросы: что делать? Даются ответы: не выступать, таково постановление Совета.

Скоро, однако, начинают появляться ощетинившиеся штыками грузовики большевиков. Проезжают большевистские броневики. Кое-где стреляют. Начинают попадаться группы рабочих.

В 10 часов прибыли пулеметчики из Ораниенбаума, а в 11 на Васильевском острове начали высаживаться матросы из Кронштадта.

Еще накануне в Кронштадт приехал из Петербурга мичман Ильин (Раскольников) с делегатами от пулеметного полка, собрал матросский митинг на Якорной площади и призывал к вооруженному выступлению с целью свержения правительства и передачи власти Советам. В тот же вечер под председательством Раскольникова собрался Исполнительный комитет Кронштадта и вынес резолюцию: собраться на следующий день на Якорной площади с оружием и отправиться в Петербург, где провести демонстрацию под девизом «Вся власть Советам!».

Утром 4-го числа, по гудку, части собрались в назначенном месте, Раскольников и Рошаль произнесли речи, раздали патроны, и отряд числом до 5000 отбыл в Петербург, куда прибыл в 11 часов утра.

Высадившись у Николаевского моста, отряд выстроился в колонну и, предводительствуемый Раскольниковым, направился к дому Кшесинской. К ним присоединились финляндцы и 108-й запасной полк. По прибытии матросов к дому Кшесинской на балконе появился Луначарский, а затем и сам Ленин. Оба приветствовали матросов как «красу и гордость» революции и приказали им отправиться к Таврическому дворцу и требовать свержения министров-капиталистов и передачи всей власти Советам. В случае отказа, говорил Ленин, надо ждать дальнейших распоряжений от Центрального комитета партии.

Начальники поспешили увести отряд по направлению к Таврическому дворцу. Туда стекались вооруженные рабочие и солдаты Павловского, Гренадерского, 1-го пулеметного и других полков.

После двух часов стрельба на улицах слышна все чаще и чаще. Стреляют на Жуковской, Садовой; стреляют из автомобилей, с тротуаров, с крыш. В 3 часа по Невскому идет большая вооруженная демонстрация, и приблизительно в то же время по Садовой двигаются несколько тысяч рабочих, по которым стреляют с крыш. Рабочие разбегаются.

Но большая часть гарнизона оставалась спокойно в казармах. Полки 1-й дивизии заявили, что будут сохранять нейтралитет. Состоялось общее собрание представителей Петроградского гарнизона и вынесло резолюцию о полном подчинении Исполнительному комитету Совета. Резолюция была подписана делегатами 16 войсковых частей. Это значительно усилило позицию правительства.

Активно действовала лишь дружина Георгиевского союза да юнкера. Первая находилась во дворе штаба округа. Услышав стрельбу на Певческом мосту, дружина бросилась на выстрелы и захватила большевистский грузовик, с которого стреляли из пулемета. Эта же дружина разгромила редакцию большевистской «Правды» и захватила все ее материалы, несмотря на карауливших саперов.

Юнкера охраняли штаб, телефонную станцию, Зимний дворец. Были вызваны также казаки и два эскадрона запасного кавалерийского полка. Ожидали вызванную из Павловска батарею конной артиллерии. Генерал Половцев выбирал удобный момент, чтобы в случае решимости Совета принять меры к подавлению восстания. Правительство в лице оставшихся министров совершенно потерялось. Сторонник социалистов Терещенко и Некрасов казались уничтоженными и скрылись неизвестно куда, оставив коллег в штабе командующего. Князь Львов был безразличен. Керенский утром уехал из Петербурга.

Между 4 и 6 часами дня многотысячная толпа матросов, солдат и рабочих осадила Таврический дворец, требуя министра Переверзева, арестовавшего за несколько дней до того одного матроса, требуя отставки всех министров-несоциалистов и передачи власти в руки Советов. Вышедший к толпе Чернов был изруган, схвачен и спасен только благодаря Троцкому, который отнял его у толпы и успокоил матросов.

Возбуждение около дворца росло. Матросы мало-помалу проникали в здание. По адресу министров, даже социалистов, стали слышаться угрозы, до убийства включительно. Растерявшиеся руководители Совета по телефону настоятельно просили генерала Половцева о помощи; о выборе мер уже не говорилось, это предоставлялось его усмотрению.

Последнее совпало с прибытием артиллерии из Павловска, и генерал Половцев отдал распоряжение поручику Ре-биндеру отправиться с двумя орудиями и сотней казаков к Таврическому дворцу и открыть по толпе огонь.

Отряд на рысях пошел по назначению, но на перекрестке Литейного и Шпалерной был