акция не освещалась в прессе так масштабно, как вскрытие мощей. Казалось бы, зачем в разгар гражданской войны, когда чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону, большевикам надо было создавать себе проблемы, наживать недоброжелателей среди сотен тысяч и даже миллионов простых людей, лояльно относившихся к новой власти, но продолжавших ходить в церковь?

Бытует мнение, что вскрытие мощей — это грубая, кощунственная акция, и ее можно рассматривать как карнавальные глумления над религией эпохи Емельяна Ярославского. В действительности все было гораздо сложнее. Мнение, что мощи — это нетленные тела святых подвижников, и сейчас продолжает бытовать, причем считается, что именно нетленностью можно определить святость или греховность церковного человека.

Вспомним знаменитый эпизод смерти старца Зосимы из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: то, что тело старца стало разлагаться и «пахнуть», было воспринято как показатель греховной жизни Зосимы. Долгое время даже среди образованной церковной паствы нетление было почти символом святости. Однако еще в конце XIX в. известный церковный историк Е.Е. Голубинский убедительно показал, что это не так и что в древности почитали как тленные, так и нетленные останки подвижников; писал историк и о многочисленных подделках православных мощей в Греции.

Писать то же о России до революции было невозможно в условиях духовной цензуры. Церковные деятели вспомнили о книге Голубинского, когда кампания по вскрытию мощей была в самом разгаре, однако было уже поздно. Да и что значило мнение академического ученого в сравнении со столетними народными представлениями о святости?

Само слово «мощи» в древнерусском языке могло обозначать и кости, и, как справедливо пишет Г.П. Федотов, собственно самого нетления в Древней Руси не требовали: в одних житиях говорилось «лежит мощьми», про других святых — «лежит в теле». Только в Синодальную эпоху «укоренилось неправильное представление о том, что почивающие мощи угодников являются нетленными телами». Схожего мнения придерживается и современный исследователь А.С. Лавров, уточняя датировку Федотова и относя ее к началу XVIII в. По его мнению, «“неправильное представление” о мощах явилось результатом смешения рационалистических идей петровской церковной реформы с “народным” взглядом на нетленность всех святых мощей, характерным для многих ее исполнителей».

Уже в словаре Даля «мощи» — это «нетленное тело угодника Божьего». И это было самое распространенное мнение. Поэтому всем было очевидно, что мощи должны быть «правильными», то есть нетленными. Если исходить из употребления слова «мощи» в древнерусском языке, становится ясно, что оно означало и просто тело умершего, останки и прах, и тело умершего, «прославившегося нетлением и чудодейственными свойствами».

И до революции церковные власти в России понимали, к какому «соблазну» могут привести «неправильные» мощи. Именно поэтому Синод запретил перенос мощей Стефана Пермского из Москвы в Пермь, несмотря на многочисленные просьбы местных жителей. (Внушительный фолиант подписей с просьбой перевезти мощи хранится в архиве Синода.) Но мощей в привычном смысле слова не оказалось: были только разрозненные кости, идентифицировать которые не было никакой возможности, и поэтому церковные и светские власти поспешили спустить дело на тормозах.

В октябре 1906 г. в Ниловой пустыни Тверской губернии во время богослужения к мощам Нила Столбенского подошла женщина, «оказавшаяся», как сообщалось, мещанкой города Устюга 88 лет. Пытаясь приложиться к святыне, она облокотилась на край раки, «которая, не будучи прикреплена к своему постаменту, накренилась набок, потеряла равновесие, упала и накрыла собой старуху. Старуха, находясь под ракой, закричала: «Братия, спасите меня». Духовенство и народ, как писалось в отчете о данном происшествии, были «в страшном испуге». Богослужение прекратили, и народ был «немедленно удален» из церкви.

Для освидетельствования мощей создали специальную комиссию. Однако сами мощи, зашитые в схизму, комиссия раскрывать не стала. Обращает на себя внимание также то, что после падения раки все присутствующие были срочно удалены из храма, словно представители духовенства чего-то боялись и стремились максимально ограничить круг посвященных в знания о реальном состоянии мощей. Однако у большевиков после их прихода к власти были совсем другие задачи.

Вскрытие мощей производилось, как правило, самим духовенством, в присутствии представителей власти, медицинских работников, приглашаемых для освидетельствования состояния останков, представителей прессы и т.п. Данные документировались, производилась фото-, а иногда и киносъемка. Уже первые вскрытия дали в буквальном смысле шокирующие результаты, получить которые, видимо, не ожидали даже церковные деятели и которых так ждали убежденные атеисты. В гробницах святых часто находили все, что угодно: в лучшем случае разрозненные кости, иногда полусгнившие скелеты, в худшем — восковые куклы, тряпки, вату, гвозди, сапоги, даже женские чулки, но только не нетленные мощи.

Узнав о первых результатах вскрытия, патриарх Тихон конфиденциально разослал по епархиям свой указ «об устранении поводов к глумлению и соблазну в отношении св. мощей», в котором он требовал изъять из гробниц святых все не имеющие к останкам святых предметы. Хотя распоряжение патриарха и можно было выполнить, это не меняло сути дела: действительно нетленных мощей было мало, а если они обнаруживались, то это старались объяснить действием природной среды, где первоначально было захоронено тело праведника.

После вскрытия останки, как правило, там же в церкви выставлялись на всеобщее обозрение, дабы показать народу тот «обман», которым пользовалась Церковь на протяжении «сотен лет». Ажиотаж, поднятый вокруг вскрытия, был столь огромен, что посмотреть на реальные «мощи» выстраивались очереди. Удовлетворить свое любопытство желали люди совершенно различных социальных слоев.

Профессор Юрий Готье, посетивший Троицкую лавру и после службы приложившийся к «обнаженному скелету» Сергия Радонежского, посчитал, что инициатива не прятать останки под покровами принадлежит Церкви. «Даже врачи признали скелет лежавшим 500 лет, а найденные волосы седыми, но пожелтевшими от времени. Таким образом, наши попы взялись за ум и оставили мощи незакрытыми, правильно хотят показать: глядите — мы не скрываем того, что было и что есть, и этим, конечно, усилят религиозное чувство», — писал он в своем дневнике. Для верующего историка главное — подлинность, то, что кости старые, эпохи Сергия Радонежского. Для большинства простых верующих — это обман, обыкновенные гнилые кости, а никакие не мощи. Рафинированный интеллектуал будущий академик Готье, всю жизнь посвятивший изучению истории, хуже понимал народную психологию, чем менее образованные организаторы кампании по вскрытию мощей.

В противоположность ему многие представители духовенства хорошо разбирались в том, что впоследствии исследователи назовут «народным православием», и понимали весь «соблазн» открытия останков святых, а потому как могли протестовали против этого. Понимал это и Ленин, отдавший распоряжение о показе фильма о вскрытии мощей Сергия Радонежского: «Надо проследить и проверить, чтобы поскорее показали это кино по всей Москве».

Хотя следует отметить, что не