Так прежде, чем будем ругаться на несчастного автора, знаем, что автор сочинял проду три дня… А вперди еще больший трагидоз.

Автор в каске и в глубоком подполье.

* * *

И я не понимала сначала, что мы продираемся через каменную толщу, пока она не расступилась перед нами столь внезапно, что пришлось зажмурить глаза от яркого света. А когда открыла их…

— Сколько меня не было? — прошептала оглядываясь.

Центральный вход в Академию оказался разрушенным: скошенные двери держались на одной петле. Вместо витражных окон — зияющие дыры. На стенах чернели пятна то ли от магических ударов, то ли отчего-то другого… и я не желала знать от чего именно…

— Сутки, Аиша, — вздыбив шерсть Шатун. — Едва мы с тер Ассаном перестали тебя чувствовать случился прорыв…

— Сато Шарэз, — прошептала и посмотрела на призрака. — Это он … он меня в каменный мешок засунул. Он хотел добраться до двери, что ведет в Карван…

Призрак слушал меня спокойно, так словно, все уже знал. И едва я закончила, сказал:

— Именно так, но пришел он не один…

— Да, — кивнула, — несколько его же стражников…

— Нет, Аиша, — покачал головой призрак, — не другие стражники были с ним, — внимательный, цепкий взгляд в мою сторону, и он продолжил: — Помни, что я тебе рассказал, — он перевел взгляд на Академию: — А сейчас поднимайся, нас ждут…

— А как же студиозы? Что с госпожой Вирджинией? Мэтром и …ректором? — поднялась, но тут же замерла, от закружившейся головы.

— Оглядись, девочка, — перебил меня призрак. — Я накрыл центральное здание защитным куполом сразу же, едва почувствовал Тьму. Общежития защищаются элементалями — в здравом рассудке туда никто не сунется. И оттуда никто не выйдет. Если мы … не справимся — отроются порталы и их перенесут в другие Академии вместе с известием, что мы пали, — он говорил жестко, глядя перед собой.

— А с остальными что?

— Живы … пока еще, — контуры его морды пошли рябью, и я поняла, что он с трудом сдерживает себя. Но почему? — Нас ждут, Аиша, — сказал он тихо и посмотрел на меня большими темными глазами.

Колючий озноб прошелся по телу. Обхватив себя руками, пошла вслед за плывущим призраком, что с каждым мгновением увеличивался в размере, теряя кошачьи черты. Академия пострадала не только снаружи: разбитые вазы, разорванные картины и черные пятна. Повсюду: на потолке, на стенах, на лестнице… И этот запах, больше похожий на смрад: приторно сладкий, вкус сильно жженого сахара на языке. Рот наполнился слюной и, в то же время, неистово, до чеса в горле, захотелось закричать…

— Молчи, Аиша, — услышала голос и не сразу поняла, что он принадлежит призраку, — не время, — глубокий, мужской — совершенно не кошачий.

И я усилием, но подавила вопрос. Мы не поднимались по лестнице, свернув в коридор, где жили преподаватели. И мы, с наставницей. Но вот уже до тупика оставалось совсем немного, когда мы миновали все двери, включая мою собственную, а призрак плыл вперед.

— Шатун, — протянула, окидывая того неуверенным взглядом.

— Надави на эти камни, — он указал на ряд камней, что сейчас мягко светились, — и спускайся вниз.

Я внимательно посмотрела на призрака, но тот словно избегал моего взгляда, упрямо глядя на каменную кладку. И впервые после нашей встречи, мое сердце сжалось от плохого предчувствия.

— Шатун, — прошептала и потянулась вместо камней к его хвосту, но он нетерпеливо дернул его, выдавая то ли раздражение, то ли нетерпение:

— Скорее, Аиша!

Всхлипнув, послушно нажала на камни. Мгновение ничего не происходило, а после… Камни засветились очень ярко и подернулись пеленой, после чего я оказалась перед проемом, в котором зияла тьма…

— Я не упаду? — спросила, разглядывая единственную видимую мне ступень.

— Если пойдешь осторожно, опираясь на стенку, то нет, — произнес Шатун и первым скрылся в черноте. Выдохнув, сделала осторожный шаг вперед, а затем еще один, и еще один…

Спускалась медленно и осторожно. С каждой новой ступенькой беспокойство росло, но убежать, вернуться… я чутьем понимала — бесполезно. Темнота. Пустота. Только глухо бьющееся сердце в висках. От любого шороха старалась не вздрагивать, но губы искусала до крови…

— А вот и наша самая главная жемчужина! — услышала, едва сошла с последней ступени. И в то же мгновение, как по желанию, повсюду вспыхнул свет. Я смотрела слезившимися глазами, как вспыхивают, загораясь, факел за факелом, по кругу большой залы…

И не сдержавшись, отшатнулась, когда увидела две фигуры, застывшие в центре нее.

— Ну здравствуй, дочь, — знакомое лицо, но чужой голос. Тот самый, что когда-то давно я услышала в стенах Академии. Именно этот голос приказывал кому-то кого-то убрать…

— Тятя…

Прошептала, глядя на человека, которого считала своим отцом. И который им не являлся.

И между прочим, мы еще к "песцу" не подошли. Это я вам так, на затравку.

Автор: в каске. В бронежилете. В берцах.

На всякий случай.

Я словно приросла к камню — так и не вошла в круг со знаками, в центре которого стояли мой не-отец и Сато Шарэз. Перевела взгляд на охранника: прямой, словно кол проглотил. Тупая решимость на когда-то мужественном лице. Я вглядывалась в его глаза, стараясь увидеть того, кто привез меня в Академию. Того, кто был добр ко мне.

И не находила.

Мрачный, полный темного упрямства взгляд. Сведенные за спиной руки, широко расставленные ноги. Он здесь, чтобы убивать. Иного не было дано.

— Дочь! — и я вновь посмотрела на чуждого мне «отца».

Он изменился, а возможно и всегда был таким, но я-то помнила другое. Вечно согбенную фигуру. Дрожащие от наливок руки. Скрюченные пальцы с вздутыми венами. Оплывшее лицо, злые глаза…

И побои.

— Здравствуй, Ставр, — я не смогла перешагнуть через собственную память.

И ожидаемо, он улыбнулся: понял, что я знаю.

— Дочь, — протянул он все с той же довольной улыбкой и самодовольством. — Я рад тебя видеть.

Ложь, насквозь пропитанная ядом. Мне было проще ненавидеть этого незнакомца: его статную фигуру, чистое лицо, дорогую одежду. С виду он походил на тех магов, что были на балу, только балахона и не хватало.

— Это ты, — махнула рукой, обрисовывая контур его фигуры, — настоящий?

— Нравлюсь? — на лице блеснул оскал.

— Ни капли, — четко, быстро, глаза в глаза.

— Жаль, — с показной печалью произнес он и добавил: — А твоей матери нравилось, — заметив, как я дернулась, он сделал шаг вперед. — Жаль, что ушла она так … рано.

Из меня рвались наружу самые бранные слова, что я когда-либо слышала. Самые мерзкие поступки. Я не могла стоять и спокойно смотреть на него, но … должна была.