– Отлично! – воскликнул он. – Вау! Круто!

Билл плюхнулся на землю.

– М-мне сейчас с-свалиться с и-инфарктом и-или чу-уть по-одождать?

– Подождать, – рассеянно ответил Бен. Он тоже принес в Пустошь кое-какой инструмент и теперь склонился над новыми досками, выбивая гвозди и выкручивая шурупы. Одну доску отбросил – треснутая. При постукивании по второй в трех местах обнаружились полости, так что Бен отбросил и ее. Эдди сидел на куче земли, наблюдая за ним. Пустил в рот струю из ингалятора, когда Бен вытаскивал из доски ржавый гвоздь, воспользовавшись молотком-гвоздодером. Гвоздь вылезал со скрипом, напоминавшим визг маленького неприятного зверька, которому не понравилось, что на него наступили.

– Ты подхватишь столбняк, если поранишься о ржавый гвоздь, – проинформировал Эдди Бена.

– Да? – переспросил Ричи. – Что такое сифняк? Звучит, как женская болезнь.

– Мозгов у тебя как у птицы, – огрызнулся Эдди. – Не сифняк, а столбняк. И означает это сжатие челюстей. Вызывают болезнь особые микробы, которые живут в ржавчине. Понимаешь, если ты порежешься о ржавый гвоздь, они могут попасть в твое тело и… э… твоим нервам придет пипец. – Эдди покраснел еще сильнее и вновь прыснул из ингалятора в рот.

– Сжатие челюстей, господи. – Слова Эдди произвели впечатление на Ричи. – Не позавидуешь.

– Будь уверен. Сначала твои челюсти сцепляются так сильно, что ты не можешь их разжать даже для того, чтобы поесть. Тебе проделывают дырку в щеке и кормят жидкостью через трубку.

– Ух ты! – Майк стоял в яме, подняв голову, широко раскрыв глаза. Белки яркими пятнами выделялись на коричневом лице. – Правда?

– Мне сказала мама, – ответил Эдди. – А потом у тебя сжимается горло, и ты уже ничего не можешь есть, и умираешь от голода.

Они молча переваривали весь этот ужас.

– Это неизлечимо, – веско добавил Эдди.

И вновь ему ответило молчание.

– Поэтому я всегда остерегаюсь ржавых гвоздей и подобного дерьма, – подвел итог Эдди. – Однажды мне делали противостолбнячную прививку, и это действительно больно.

– Тогда почему ты ходишь на свалку с Биллом и тащишь сюда все это барахло? – спросил Ричи.

Эдди коротко глянул на Билла, смотревшего вниз, в яму, которой предстояло стать клубным домом, и любовь и обожание, читавшиеся в этом взгляде, вполне могли сойти за ответ, но Эдди тихонько сказал:

– Иной раз что-то нужно сделать, не считаясь с риском. Эта первая важная истина, которую я узнал не от мамы.

Опять последовало молчание, но не такое уж неловкое, потом Бен принялся выбивать ржавые гвозди, и вскоре к нему присоединился Майк Хэнлон.

Транзистор Ричи, лишенный голоса (по крайней мере до тех пор, пока родители не выдадут Ричи очередную порцию карманных денег на неделю или он сам не найдет лужайку, которую надо выкосить), покачивался на нижней ветви под легким ветерком. У Билла появилось время подумать над тем, как все это странно, странно и замечательно, что этим летом они все собрались здесь. Знакомые ему дети уезжали к родственникам. Знакомые ему дети уезжали с родителями в отпуск в «Диснейленд» в Калифорнию или на Кейп-Код, или – в одном случае – в невообразимо далекое место с необычным и каким-то ускользающим названием – Гштаад. Дети уезжали в церковный лагерь, дети уезжали в скаутский лагерь, дети уезжали в лагеря для богатых детей, где их учили плавать и играть в гольф, где ты учился говорить: «Эй, отличный удар», – вместо «Чтоб ты сдох», – когда твой соперник в теннисе подавал на вылет; дети, родители которых просто увозили их КУДА ПОДАЛЬШЕ. Билл мог это понять. Некоторые знакомые ему дети хотели уехать КУДА ПОДАЛЬШЕ, напуганные монстром, бродившим в то лето по Дерри, но Билл подозревал, что родителей, которые боялись этого монстра, гораздо больше. Люди, которые планировали провести отпуск дома, внезапно принимали решение уехать КУДА ПОДАЛЬШЕ.

(Гштаад. Это в Швеции? В Аргентине? В Испании?)

Все это напоминало полиомиелитную панику в 1956 году, когда заразились четверо детей, которые пошли поплавать в Мемориальный бассейн О’Брайана. Взрослые – для Билла слово это было стопроцентным синонимом мам и пап – решили тогда, как и теперь, что уехать КУДА ПОДАЛЬШЕ лучше. Безопаснее. И все, кто мог уехать, уехали. Билл понимал, что такое «КУДА ПОДАЛЬШЕ», и он мог размышлять над удивительной притягательностью такого слова, как Гштаад, но притягательность эта тянула лишь на блеклую тень страсти; Гштаад – это КУДА ПОДАЛЬШЕ; Дерри – страсть.

«И никто из нас не уехал КУДА ПОДАЛЬШЕ, – думал Билл, наблюдая, как Бен и Майк выбивают гвозди из принесенных со свалки досок, тогда как Эдди направился в ближайшие кусты, чтобы отлить («Ты должен это делать, как только возникло желание, чтобы не растягивать мочевой пузырь, – однажды сказал он Биллу, – но нужно и остерегаться ядовитого плюща. Кому охота обжечь свой крантик»). – Мы все здесь, в Дерри. Никаких лагерей, никаких родственников, никаких отпусков родителей, никаких КУДА ПОДАЛЬШЕ. Мы все здесь. На месте, и можем рассчитывать друг на друга».

– На свалке есть дверь. – Эдди вышел из кустов, застегивая молнию ширинки.

– Надеюсь, ты стряхнул лишнее, Эдс, – обратился к нему Ричи. – Если ты этого не сделал, ты можешь заболеть раком. Моя мама мне так говорила.

На лице Эдди отразилось недоумение, потом тревога, наконец он заметил ухмылку Ричи. Сразил его (или попытался сразить) взглядом «да-кто-поверит-в-такую-чушь», а потом продолжил:

– Она такая большая, что вдвоем мы бы ее не унесли. Но Билл говорит, если мы все пойдем туда, то сможем дотащить.

– Конечно, все стряхнуть не удается никому. – Ричи тоже гнул свое. – Эдс, хочешь знать, что однажды сказал мне один умный человек?

– Не хочу, – ответил Эдди, – и я не хочу, чтобы ты называл меня Эдс, Ричи. Я серьезно. Я же не зову тебя Дик, как в «С тебя капает, Дик 79?» – и не понимаю, почему…

– Этот умный человек сказал мне следующее. – Ричи словно и не услышал Эдди. – «Сколько ни тряси – последняя капля в трусы». Поэтому в мире так много больных раком, Эдди, любовь моя.

– В мире так много больных раком, потому что такие кретины, как ты и Беверли Марш, курят, – возразил Эдди.

– Беверли – не кретинка, – угрожающе заявил Бен. – Думай, что говоришь, Эдди.

– Эй, вы, бип-бип, – рассеянно ввернул Билл. – А е-если го-оворить о Бе-еверли, она си-ильная. И по-оможет нам притащить ту д-дверь.

Бен спросил, что это за дверь.

– К-красного де-ерева, ду-умаю.

– Кто-то выбросил дверь из красного дерева? – В голосе Бена слышалось изумление, но недоверие отсутствовало.

– Люди выбрасывают все, – пожал плечами Майк. – Это называют свалкой. Меня просто зло берет, когда я прихожу туда. Просто зло берет.