Вчера вечером Джерард был разозлен, когда, придя домой из Лондонской библиотеки, увидел, что Гидеон и Патрисия, только что вернувшиеся из Венеции, затеяли развешивать рождественские украшения и начали со столовой. В свете двух ламп, которые он поставил в столовую, сверкали замысловатые красные гирлянды, блестели зеленые с алым венки из остролиста, нацепленные там и тут на рамы японских картин. Патрисия просила его привезти веточки остролиста из Боярса, но он забыл об этом, и она купила их в «Харродзе». Он мимоходом упомянул, чтобы потом, когда они узнают об этом, не было суеты, что к нему придет Краймонд по делу и чтобы им не мешали. Конечно, Пат и Гидеон очень заинтересовались, но не выказали намерения присоединиться, что было бы катастрофой. Роуз, естественно, нелепо нервничала из-за предстоящей встречи и в конце концов заставила нервничать и Джерарда. Он сказал ей, что отводит на разговор с Краймондом примерно час времени, что с вопросом, достаточно простым, они покончат даже еще раньше, так что она, если хочет, может позвонить ему после одиннадцати. Джерард решил ограничиться по возможности легкой беседой. Краймонду было послано приглашение, в котором Джерард дал понять, что не стремится к выяснению отношений, а хочет просто задать несколько вежливых вопросов и будет удовлетворен, получив даже не слишком конкретные ответы. Все это устраивается лишь, как выразился Дженкин, «для проформы».

Появление Краймонда смутило его больше, чем он ожидал. В холле они обменивались замечаниями о погоде, пока Краймонд снимал пальто и разматывал шарф. В столовой, стоя у стола, обсудили сложности парковки. Потом, после короткой паузы, Краймонд спросил Джерарда об отце.

Они уже довольно давно не встречались лицом клицу. Джерард тщательно побрился, надел бутылочного цвета жакет, аккуратно причесался и глянул в зеркало: не сильно ли постарел, и решил, что не очень. Краймонд выглядел постарше его. Та блистательная танцующая фигура на памятном летнем балу, которую Дженкин сравнил с Шивой, сейчас казалась чем-то иным, чем-то, являющимся в видении, квинтэссенцией Краймонда. Человек, стоявший перед Джерардом в тускло освещенной столовой, выглядел усталым, потрепанным, обойденным жизнью. Румянец, а может, веснушки сошли с бледных щек. Однако же он был так же строен и прям, отросшие волосы так же ярко-рыжи и волнисты, кожа гладкая, если не считать морщинок вокруг глаз. А глаза, несмотря на вежливую речь, глядели твердо и настороженно. Он был опрятно одет, чисто выбрит, при галстуке, хотя его пиджак и рубашка поношенные, а на локтях пиджака свежие заплаты.

— Присаживайся.

Джерард показал на стул. Он заранее решил, где каждый из них разместится. Они сели.

— Помнится, эти картины я видел у тебя в квартире в Челси, — сказан Краймонд. Ту квартиру Джерард делил с Синклером. — И, думаю, в другой квартире…

— Да. Там были некоторые. С тех пор я приобрел еще несколько.

Краймонд достал из кармана блокнот и ручку и положил перед собой. Потом выжидательно посмотрел на Джерарда. В этот момент они, наверное, должны были бы улыбнуться, но их лица оставались серьезными. Краймонд слегка сморщил длинный нос. Джерард чувствовал себя не в своей тарелке, скованно. Наконец он сказал:

— Очень любезно с твоей стороны, что откликнулся на мое приглашение.

— А ты был очень любезен, что пригласил меня.

— Как я объяснил в письме, мы просто поговорим о книге.

— Хорошо.

— Как она продвигается?

— Замечательно.

— Она уже закончена?

— Нет.

— Еще пишешь?

— Конечно.

— Дело просто в том… как бы это сказать, мы чувствуем, некоторые из нас чувствуют, что неплохо было бы услышать нечто вроде отчета о том, как развивается книга, прояснилась ли тема…

Краймонд поднял брови:

— Тема все та же — политика. Ничего не изменилось.

— Да, но… какого сорта политика? Я о том, что ты всегда придерживался довольно крайних взглядов, и — особенно в свете того, что книга такая большая, — нам хотелось бы знать… мы подумали, что она могла бы быть более аналитической и менее… менее подстрекательской…

— О да, — скучным голосом проговорил Краймонд, словно Джерард выразил его собственные сомнения.

— Это не революционная книга?

— Нет, конечно.

— Я о пропаганде насилия и…

— Слушай, — сказал Краймонд, — кто такие эти «мы»? Ты говоришь: «мы чувствуем» да «мы подумали».

— Я имею в виду комитет.

— Кто сейчас в комитете?

— Только я, Дженкин, Роуз и Гулливер Эш. Мой отец, естественно, выбыл.

— Почему Гулливер Эш?

— Мы кооптировали его в состав.

— Вы не говорили мне.

— Извини. Наверное, следовало сказать, но мы не сочли, что это так уж необходимо…

— Понимаю. Слушай, Херншоу, дело не в деньгах? Вы не желаете продолжать платить мне?

— Нет, — ответил Джерард, — дело не в деньгах!

— Или все вы чувствуете, что теперь я не нуждаюсь в вашей поддержке?

До Джерарда не сразу дошло, что имеет в виду Краймонд, настолько нелепым было предположение.

— Нет, мы так не думаем!

— Я не пользуюсь ничьими деньгами, кроме ваших!

Бледное лицо Краймонда вспыхнуло, и он приложил ладонь к щеке.

Джерарду не хотелось упоминать имени Джин, но надо было уверить Краймонда, что никто из них не считал, что Краймонд теперь богат!

— Ну конечно. Мы ни на секунду… уж этого-то мы не…

— Так если речь идет о ваших собственных деньгах, почему это должно прекратиться… чувствуете, что просто не в состоянии помогать мне дальше?

— Нет, мы в состоянии, и мы будем…

— Но тогда о чем идет речь, не пойму?

— Краймонд, просто подумай… ты год за годом пишешь эту книгу, а мы не знаем, что ты там пишешь! В определенном смысле мы в ответе за нее, люди решат, что ты написал ее по нашему заказу, что мы разделяем твои идеи!

— Нет, вы мне ее не заказывали.

— Совершенно верно, но, видишь ли…

— Наверное, вам надо было подумать об этом раньше.

— Ну, мы думаем об этом сейчас.

— Не понимаю, чего ты полагаешь добиться этим допросом, — задумчиво проговорил Краймонд. — Вы согласились финансировать работу над книгой — да, работа затянулась. Ты говоришь, дело не в деньгах. Тогда не вижу, какие у тебя могут быть претензии к книге, разве что ты против нее или считаешь ее никудышной. Воображаешь, я готов переделать ее в угоду тебе, Роуз и Дженкину?

— Нет!..

— Говоришь, что хочешь знать, о чем она, но бессмысленно мне пытаться рассказывать о ней сейчас, слишком много там всего.