чётко, но и без того двояко истолковать высказывание не получилось бы при всём желании.

Сблизилась. Очень.

Сердце так и сдавило.

Больше Алевтина ничего говорить не стала и легко взбежала по ступеням крыльца, вахтёра на котором сменил боец с красной повязкой на рукаве. Он пристально глянул на меня, но пропустил беспрепятственно. Внутри оказалось многолюдно, публика подобралась сплошь из обер-офицеров и немногочисленных барышень, составивших им компанию за обедом. Из унтеров тут были только военспецы-операторы.

Студенты заняли сразу три придвинутых друг к другу столика, их стало вдвое больше прежнего, и это ещё без дежурной смены. И в самом деле — батарея.

Я в нерешительности замер у входа, и тут же послышалось:

— Петя!!!

Лия бросилась ко мне через весь зал, кинулась на шею и поцеловала. Я окончательно растерялся, но барышню обнял, прижал к себе. Та миг промедлила, потом высвободилась.

— Идём! — потянула она меня к своим сослуживцам.

Я с места не сдвинулся.

— Не думаю, что это будет уместно.

— Да ты чего?! — изумилась Лия, глянула на меня, потом обернулась и посмотрела на Алевтину. — Та-а-ак! И что эта стерлядь рыжая тебе обо мне наплела?

Ощутил себя круглым дураком, но всё же отмалчиваться не стал:

— Ну… О тебе и Герасиме…

— Ну, Петя, ты как маленький! Нашёл кого слушать! Стала бы я шашни крутить, когда ты на фронте?! Я с Герой не целовалась даже!

Даже? Или — ещё?

Я вздохнул.

— Сама же говорила, у нас отношения свободные…

— Да это здесь при чём? — возмутилась и даже разозлилась Лия. — Это другое!

— Так и я уже не на фронте. И как это всё изменит? Давай уж сразу во всём разберёмся, чтоб потом друг на друга не обижаться.

Барышня закусила губу и потянула меня к ближайшему свободному столику. Уселись там друг напротив друга, поглядели в глаза. Терпеть этого не могу, словно бы даже физический дискомфорт испытываю, но тут уж деваться было некуда — взгляда не отвёл.

— Ты мне очень нравишься, Петя. Очень… — Повтором Лия будто бы даже саму себя убедить в этом попыталась. — И я тебе ужасно благодарна за поддержку… Но Гера… Гера — это совсем другое. Кажется… Думаю… Я его люблю!

У меня внутри всё так и оборвалось. Подался вперёд, спросил:

— И чем он лучше?

— Да не в этом дело! Хуже — лучше, не важно! Это же чувства, Петя! Понимаешь — чувства!

В глазах Лии заблестели слёзы, а я… Я сдержался.

Каким-то чудом умудрился взять паузу, тогда-то и осознал, что вместо уверений в своей безмерной любви, пожелал узнать, по какой причине мне предпочли кого-то другого. Я не задался вопросом, как буду жить без Лии, в первую очередь оказалось уязвлено самолюбие. Так любил я сам или просто испытывал болезненную потребность быть любимым, нравиться хоть кому-то, банально — состоять в отношениях?

Этот раздрай в душе в итоге и заставил сдержаться. Да ещё постеснялся закатить скандал на людях, а вот проходи разговор с глазу на глаз, мог бы и наговорить лишнего. Мелькнула ведь мысль надавить на жалость или завести речь о порядочности. И не в надежде вернуть девушку, а исключительно из гаденького желания сделать ей больно.

Ну и конечно же совершенно точно сказалось пребывание в плену. Сейчас, на диком контрасте, я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что жизнь хороша сама по себе. При любом раскладе.

— Мне нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах, — мягко произнесла Лия, но едва ли столь обтекаемая формулировка могла хоть что-то уже изменить.

Я кивнул.

— Хорошо. Останемся друзьями.

Лия шмыгнула носом и улыбнулась сквозь слёзы.

— Спасибо, Петя. Ты очень важен для меня. Если бы не ты, если бы не ты…

У барышни задрожала нижняя губа, но она взяла себя в руки, достала из кармана гимнастёрки платочек и промокнула им глаза.

— Идём? — предложила она после этого.

Я покачал головой.

— Иди. Мне тоже нужно время.

И тут я душой нисколько не покривил. Пусть и обуздал эмоции, но сорваться сейчас мог из-за любого безобидного замечания или даже просто косого взгляда.

Нельзя, нельзя, нельзя…

Лия ушла к сослуживцам, и я каким-то совсем уж запредельным усилием воли заставил разжаться судорожно стиснутые кулаки. Посидел так немного и успокоил дыхание, погрузился в лёгкий транс.

Ничего, ничего, ничего…

Всё хорошо. Все живы и здоровы. Почти. Остальное неважно.

Проклятье! Да мне сейчас не о личной жизни беспокоиться нужно, а о восстановлении способностей! Мной ведь занимаются, меня не списали на берег — вот на этом и стоит сосредоточиться. Именно на этом! Остальное — потом!

Из транса вырвал шум отодвигаемых стульев. Планёрка закончилась, и студенты повалили кто к уборным, а кто на улицу. На меня поглядывали с нескрываемым любопытством, подошли поздороваться Сергей, Авдей и Никифор. Герасим вознамерился последовать их примеру, но Лия ухватила его под руку, потянула прямиком к входной двери.

Вот и правильно. Очень-очень правильно.

Я только-только начал успокаиваться, когда к столику подошёл официант.

— Что-то будете заказывать?

Меню он не предложил, явно рассчитывая выставить меня на улицу, но я выдернул у него книжицу, открыл на последней странице, ткнул в одну из строк.

— Коньяк.

— Рюмку или графинчик на двести грамм?

— Бутылку! — потребовал я и накрыл меню ладонью. — И пока посмотрю.

Сосредоточиться на описаниях блюд удалось далеко не сразу, да и аппетита не испытывал, бифштекс с жареным картофелем выбрал по той простой причине, что это блюдо максимально отличалось от моего нынешнего больничного рациона.

— Одну рюмку? — уточнил официант, выставляя на стол бутылку трёхзвёздочного коньяка.

— Две. Ещё человек подойдёт.

Я откупорил бутылку, до краёв наполнил пузатую рюмку и махом влил её в себя. Выдохнул, мотнул головой и пробормотал:

— Ну, с днём рождения меня!

Рюмка крепкого алкоголя никак на самочувствии не отразилась, я налил и выпил вторую. Тогда только ощутил, что начинаю отходить от шока. Плеснул на самое донышко, принюхался к аромату, но даже не пригубил. Топить в коньяке печали и горести я не собирался. И жалеть себя — тоже.

У меня всё хорошо! Точка!

Бифштекс оказался отменным, жареный картофель ему ничуть не уступал. Когда расправился с ними, успокоился достаточно, чтобы уделить внимание окружающей обстановке, и с неудовольствием отметил, что так и остался единственным посетителем в цивильном платье, а кругом одни офицеры, преимущественно армейские и в форме жандармского железнодорожного корпуса. К этому времени я только-только допил третью рюмку, но алкоголь своё дело всё же сделал, и эмоции понемногу перестали рвать душу на куски. А там