В тот день она взяла лошадь Софи. Животному нужно давать нагрузку, пока у внучки заживает рука. Лиз проскакала гораздо больше, чем обычно, все пытаясь определить, в чем проблема. Но все шло гладко, животное прекрасно откликалось. Лиз все думала о травме Софи и гнала лошадь все дальше, пытаясь уловить хоть какие-то отклонения в ее поведении. Она была уже гораздо дальше от дома, чем хотела изначально, когда впервые закралась эта мысль, темная и изворотливая.

– Не было с лошадью никаких проблем, – сказала Лиз, и тени эвкалипта легли ей на лицо. – Я ничего не могла понять. Во всем этом не было смысла.

Нэйтан подумал о заброшенной машине Ильзы в гараже. В этом тоже не было никакого смысла, пока не оказалось, что был.

– Я скакала дальше и дальше, – продолжала Лиз.

Она все не поворачивала, чувствуя нарастающую тревогу. Софи была такая бледная, когда пришла, придерживая руку, вспоминала Лиз. Внучка плакала, говорила, что очень испугалась, но вскочила обратно в седло в ту же секунду, как ей разрешили. Они все хвалили ее смелость. Софи едва на это реагировала.

В животе уже начинало ныть болезненно знакомое чувство, как вдруг она увидела фигуру у могилы стокмана. Лошадь замедлила шаг. Зрение в эти годы у нее уже не то, и одну бесконечно долгую минуту в слепяще ярком свете она видела совсем другого человека.

Лиз остановилась, приглядываясь, подвела лошадь ближе. Она узнала внедорожник у могилы и наконец выдохнула. Ну конечно, это был не тот, о ком она подумала, это просто физически невозможно. Перед ней был ее сын, Кэмерон.

– Что он делал? – спросил Нэйтан. – Он снова открыл глаза и смотрел в землю.

– Копал.

У Кэмерона в руках была лопата, и он резал ею мягкую почву. Лиз не спеша подъехала. Кэмерон в последнее время постоянно был на взводе, и сейчас он тоже накидывался на землю с такой безудержной хаотичной энергией, что она от напряжения стиснула зубы. Она спешилась и привязала лошадь к зеркалу машины.

Тогда Кэмерон выпрямился, перекинул лопату из одной руки в другую. Металл сверкнул на солнце, и она снова подумала о том, другом, человеке. Было что-то такое же во взгляде Кэмерона. Он явно был ей не рад.

Я возьму у тебя воды для лошади?

Она подошла к багажнику его джипа, где хранились припасы.

Кэмерон отмахнулся – его гораздо больше интересовала податливая почва у него под ногами. Лиз отыскала ведро, наполнила его водой. Лошадь начала пить, а она смотрела на Кэмерона.

Что ты делаешь?

Он к ней не повернулся.

Кое-что проверяю.

Что проверяешь?

Почему моя гребаная жена таскала сюда моих детей.

Лиз замялась.

Я думала, ты едешь к ретранслятору?

Еду.

Баб будет ждать.

Сначала я закончу здесь.

Лопата Кэмерона снова нырнула в землю и застыла. Он издал какой-то гортанный звук.

– Он нашел, – Нэйтан едва слышал Лиз.

Но это не был звук триумфа. Слишком глухо и пусто он для этого прозвучал. Лиз моментально пожалела, что не поехала утром в другую сторону. Она с облегчением заметила, что лошадь успела напиться, вернула пустое ведро на место, в багажник, и обернулась ровно в то мгновение, когда Кэмерон сел на корточки и начал рыть песчаную землю руками. Когда он встал, в руках у него был потрепанный пластиковый конверт, покрытый красной пылью.

Что это?

Кэмерон улыбнулся так, что у Лиз скрутило живот.

Зарытое сокровище.

– Я знала, что это. – Лиз потерла ладонью руку, и Нэйтан увидел и новый шрам от рака кожи, и старый, из тех, о которых они никогда не говорили. Один из очень многих. У них у всех были такие: и у Лиз, и у Нэйтана, и у Баба. Даже у Кэмерона. Они все всегда их прятали, словно отрицая их существование.

– В ту же секунду я знала, что Кэмерон нашел, – сказала Лиз. – У меня у самой было что-то в этом роде.

В версии Лиз это была старая металлическая коробка от печенья, которую она прятала в одной из лошадиных кормушек. Ну до тех пор, конечно, пока Карл до нее не добрался. Удар пришелся на левое ухо, и из-за разорванной барабанной перепонки слух так никогда и не восстановился. Она усвоила урок и больше никогда не пыталась. Мальчишки были еще совсем маленькими, и у нее кровь стыла в жилах при мысли о возможных последствиях.

Но стоя у могилы стокмана и глядя на своего среднего сына, она спрашивала себя, насколько все было бы хуже, не попытайся она вообще.

Тебе лучше положить это на место. Она удивилась, услышав собственные слова.

Кэмерон тоже явно удивился, взгляд стал жестким. Да ты даже не знаешь, что это.

Я знаю, Кэмерон. Знаю.

Ну тогда ты знаешь, что это не твоего ума дело.

Он выпрямился в полный рост. Лопату возле себя держал не крепко. В землю не воткнул, но и не поднял, ни на сантиметр. Он не угрожал Лиз, вовсе нет, но когда он так стоял, слегка поворачивая лезвие лопаты, которое то и дело ослепляло пойманным лучом, она абсолютно точно знала, кого он ей напоминал. Это был уже не ее маленький мальчик. По крайней мере, не только ее. Сыном своего отца он был ничуть не меньше.

Она поняла, что в глубине души всегда знала, о чем пыталась рассказать ей Ильза. Поняла, что не давало покоя Гарри, почему у Ло такие грустные рисунки. И как Софи повредила руку. И что это все будет повторяться. Или станет еще хуже.

Она непроизвольно вздрогнула, когда Кэмерон прошел мимо нее к машине. Он швырнул лопату в багажник и хлопнул дверью, а потом через окно пассажирского места забросил конверт в салон. Лошадь отшатнулась, натянув поводья, намотанные на зеркало, и Лиз прошептала ей что-то на ухо, чтобы успокоить.

Я поеду. Кэмерон на нее не взглянул. Дел много.

Ты сейчас к ретранслятору? Собственный голос странно резанул ее слух.

Кэмерон вернулся к могиле и начал забивать углубление землей.

Я было хотел, но — его накаленная на солнце ярость едва не светилась. Теперь заеду сначала домой. Перекинусь парой слов с Ильзой.

Кэмерон, пожалуйста. Постепенно прибывающий страх теперь разом накрыл ее с головой, как прилив. Девочки же дома.

Он молчал, потом, наконец, поднял на нее глаза. Ну и? Для них тоже полезный урок.

Его тон и блеск в глазах тут же вернули ее на тридцать лет назад, и без тени сомнения она в точности знала, что бывает, когда такие, как он, возвращаются домой.

Ее рука потянулась раньше, чем она успела осознать к чему именно. Расчеты в уме тоже произвелись помимо сознания. Этот процесс за годы был отлажен до уровня основного инстинкта. Борись или беги. Она была в пяти метрах, может, даже в шести. И он смотрел вниз, пытаясь снова сгладить развороченную им землю. Только проскользнув за руль, она перестала задерживать дыхание и второй раз позволила себе набрать воздуха, когда повернула ключ зажигания.