- А вдруг еще в четверг возникла опасность?

- Тогда и расправился бы, коль уж так приспичило. В этом и заключалась основная трудность защиты. Кто мог войти в такой штопор — гнев, ярость, ревность до исступления? Безумно, страстно любящий! Кто из нас подходит под эту категорию: я, ты, Ангелевич, Игорек? Дед, наконец? Только Павел подходил идеально, ну, я и бил на смягчающие обстоятельства. Между тем состояние аффекта мог вызвать страх сифилиса.

- Время для проверки упущено, — угрюмо бросил Петр Романович.

- Да, настолько все уверовали в виновность Павла.

- Его-то проверяли!

- Как только мертвой поставили диагноз. Он чист. Остается послать запросы в кожно-венерологические диспансеры. Мало надежды, но. все- таки в советскую эпоху не так-то просто было лечиться инкогнито.

- Ты поговорил насчет запросов со следователем?

- Нет, тебя дожидался. — Дядя отвел глаза. — Так ты согласен?

- Разумеется. — Петра Романовича внезапно осенило, и он нервно рассмеялся. — Уж не подозреваешь ли ты меня.

- Не в преступлении, Петруша, нет! Но, знаешь, никто не застрахован от заразы, мужчина ты молодой, красивый, свободный.

- Но в этом плане, как ты выразился, чист, — перебил Петр Романович, подумав с усмешкой: «Не застрахован, только вчера имел шанс вляпаться черт знает во что с «красоткой кабаре»!» И по понятной ассоциации вспомнил вслух: — Что ж такого подслушал медик в нашем разговоре с боттичеллиевской Венерой.

- Эту шлюху я б сегодня вышвырнул!

- Так зачем дело стало?

- Валерий уговорил подождать, пока не подыщет ей квартиру. — Дядя помолчал, помрачнев. — Не ожидал, что он так злоупотребит нашей старой дружбой.

К адвокату явился некий нервный клиент. Петр Романович нашел тетку в спальне на кровати. «Эти душу омрачающие происшествия привели, разумеется, к мигрени, — говорила она капризно, по-старомосковски напевно, расчесывая массажной щеткой длинные каштановые пряди. — В такую жару такие волосы.» — «Постригись». — «Я бы с удовольствием, но Евгений — деспот. Он же подарил мне черепаховые гребни, пришлось отращивать. — она ахнула. — Помнишь? Как раз в тот роковой день, который так славно начался утром в саду. Но приехал Игорек — как вестник из трагедии.» — Ольга Ипполитовна продолжала источать жалобы (в стиле своего адвоката), племянник по- родственному присел на краешек атласного супружеского ложа.

- Но все как-то улеглось и не то чтобы забылось — но смягчилось, правда, Петь? Скажи! (он кивнул) И Польку перестали мучить припадки.

- Совсем?

- С тех пор — ни одного. Но ожидание, подспудное, не оставляет. Я иногда просыпаюсь ночью от того нечеловеческого крика. Тишина. Как будто бес во мне кричит из прошлого. И вот, пожалуйста — Павлик с того света!

- Тебя допрашивали?

- Не только, — она на секунду зажмурилась, — пришлось опознавать. коричневый, с «искрой» костюм — да, отца вашего, я его вещи отдала соседу. Их и сейчас можно носить. Роман обладал исключительным чутьем и вкусом, что и тебе передалось.

- Спасибо. Я вспомнил, как ты Ивана Ильича на юбилей ваш звала. У вас были короткие отношения?

Она печально улыбнулась.

- Если можно так выразиться — горестно-дружеские, на почве эпилепсии. Знаешь, я избалована и привыкла к настоящим мужчинам, победным (что папа, что дядька твой), а Иван был такой жалкий. Я его жалела.

- Как он узнал о том последнем припадке? Я помню медика уже в зале.

- Я его позвала. А почему ты интересуешься?

- Мне нужна полная картина того вечера.

- Зачем?

- Меня обвиняют в убийстве брата.

- Какой вздор! Не обращай внимания.

- Ну, ты прелесть.

- Неужели. — рука со щеткой замерла, Ольга широко раскрыла глаза.

— Неужели ты сомневаешься, что Павлик убил свою невесту?

- Теперь сомневаюсь.

- Как интересно! — она покраснела.

— Что я говорю?.. Тот ужас возвращается.

- Если тебе так тяжело.

- Тебе тяжелее. Я постараюсь. Помню, гости как-то сгинули, ты стал звонить в «скорую», я пошла встречать, первый гребень потеряла… Ну, по дороге позвонила в дверь Ивану Ильичу — он не сразу открыл, спал после дежурства.

- Сколько ты у него пробыла?

- Конечно, недолго. Пока не сообразила, что он крепко под шофе, собрался душ принять. Я побежала на улицу. Вот и все.

- Поднапрягись, восстанови в памяти все детали. Вот ты вышла на площадку.

- Да, — она смотрела как зачарованная.

- Какой-нибудь шум за нашей дверью, шепот, крик.

- Я плакала, — прошептала Ольга Ипполитовна, — просто рыдала. — она вздрогнула. — Слышала!

- Что?

- Петр, я слышала. Ну конечно! Шаги.

- За дверью?

- Нет, в подъезде. Я была уже на выходе, а сверху раздался шум. шаги, точно.

- Оль, что еще? Вдруг убийца кто- то из наших и сейчас убирает свидетелей.

- Через девять лет? — изумилась Ольга Ипполитовна.

- Брат вернулся из лагеря.

- И столько лет молчал?

- Видимо, не знал, кого подозревать. Видимо, Подземельный навел его на след, и сам погиб. — Он замолчал, потом повторилось в отчаянии: — И брат погиб.

В коричневых глазах напротив — испуг, обида, она избалована, не привыкла к страданиям. а кто привык? Разве к этому можно привыкнуть? Оленька беспокойно шевельнулось, проговорила быстро:

- Больше ничего такого не вспоминается. Мы пришли с врачом, тут и Иван Ильич подошел.

- Помню. Освеженный, с мокрой головой, — с облегчением переключился Петр Романович на бытовые детали. — Значит, правда душ принимал, мог и не слышать, что за стенкой творилось.

- Ты думаешь, убийство произошло в этот промежуток?

- Если Павел невиновен — вероятнее всего. Я оставил Маргариту в папиной комнате, вернулся к вам, все уже сидели за столом. А минут через тридцать-сорок я нашел ее уже мертвой. Ипполит Матвеевич и дядя с Полем не выходили, у Ангелевича с Игорем — якобы алиби.

- Он посмел! — воскликнула Ольга Ипполитовна мстительно. — Посмел поселить к нам эту дешевую девку!

- Которая стоит очень дорого, — процедил Петр Романович, — ты не представляешь, как дорого.

- И не желаю представлять. Он нас обманул. стареющий царь Соломон, испытывающий нужду в юном теле.

Петра Романовича не удивила жалящая ненависть в ее голосе; он чувствовал то же самое.

- Ты мужчина, — продолжала Ольга Ипполитовна, — и, наверное, понимаешь прелесть в таком разврате.