Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато интервью с Моникой Даннеман организовать было совсем не сложно. Только вот трудно было не заснуть во время него. Мы не могли себе представить, что влекло Джими к этой унылой, оправдывающей себя, довольно заурядной девушке, бывшей фигуристке из Германии.
Рядом с Лео Брэнтоном никто не мог сомкнуть глаз. Работа по делу о наследстве Хендрикса была для него незначительным отвлечением от основной задачи на тот год — он был главным адвокатом защиты Анджелы Дэвис. Дэвис, радикально настроенная преподавательница университета, поддерживала дружеские отношения с группой заключенных активистов движения «Власть черным». Ей было предъявлено обвинение в том, что она дала им пистолеты для попытки побега, во время которой пролилась кровь. Для администрации Никсона Анджела Дэвис стала объектом ненависти и символом всего, к чему белая Америка испытывала отвращение и чего боялась в черном радикализме. Лео приходил в нашу монтажную по пятницам, в день еженедельного перерыва в судебном заседании, происходившем в округе Марин.
Теоретически, будучи нашим ассоциированным продюсером, он мог присутствовать в монтажной, чтобы посмотреть самые последние дополнения, внесенные в фильм. Но Лео был из поколения образованных, преуспевающих чернокожих, для которых ключевым было слово «изысканность». Он был другом Гарри Эдисона, и его музыкальный вкус олицетворяли имена Сары Воэн, Ната «Кинга» Коула, Дороти Дэндридж и — на верхней границе — Майлза Дэвиса Он не любил эксперименты Майлза, вдохновленные Хендриксом, и находил влияние Джими на музыку и образ чернокожих в целом до некоторой степени отрицательным.
Этот конфликт между его должностью и вкусами обычно приводил к тому, что Лео быстро менял тему. Он представлял нам доскональный отчет о событиях, произошедших в суде за неделю. Он мог зло пародировать судью, обвинителя и свидетелей полиции, изображая, как они изворачивались, пытаясь добиться обвинения Дэвис Мы поняли, почему он считался таким замечательным защитником — Анджела Дэвис была признана невиновной.
Много часов в монтажной было проведено в раздумьях над материалом с фестиваля на острове Уайт. В противоположность ситуации с остальными съемками Хендрикса мы достали пленки со всех пяти камер (отснятые замечательным операторским коллективом Tattoist) и теперь могли отобрать кадры по собственному усмотрению. Особенное впечатление на нас произвела пленка «Камеры 5», съемки Ника Ноуленда с правого края сцены. Во время исполнения «Red House» Ноуленд сфокусировался на микрофоне, видимом ему сбоку. Сначала Джими наклонялся к нему, чтобы пропеть строчку, а потом отступал назад и играл короткий гитарный пассаж — при этом оператор не поддавался искушению повести камеру вслед за ним Левая сторона кадра оставалась заполненной зеленовато-голубым светом и мглой, а потом лицо Джими неожиданно возвращалось рывком через дымку, когда он произносил следующую строчку. Съемка была настолько музыкальной, что зритель оказывался внутри ритма и течения песни. Мы остановились на «Камере 5» и использовали большие фрагменты выступления на острове Уайт в конце фильма Настроение, созданное Мюрреем Лернером и командой Tattoist, уловило отчаяние и гениальность выступления Джими. Мы закончили фильм кадрами, на которых он с глухим стуком уронил свою гитару на сцену и ушел, как будто бы просто кинул пустую пачку из-под сигарет в сточную канаву. Через три недели Джими был мертв.
Я мало общался с Хендриксом при его жизни. Как-то раз я встретил его в UFO, кроме того, присутствовал на том знаменитом концерте в Savtlle Theatre, когда он запрыгнул на Ноэла Реддинга и, казалось, не то бил, не то нагибал его. Углубляться в изучение короткой жизни Джими, чтобы создать фильм, было увлекательно и невыносимо грустно. До того, как его открыли, он совершал паломничества в клубы Гринвич-Виллидж, в которых я часто бывал с Полом Ротшильдом, и стал одержимым Диланом и фолк-рок-сценой. В мире ритм-энд-блюза, где он зарабатывал на жизнь, он был окружен выдающимися талантами, которые мечтали о The Ed Sullivan Show, Лас-Вегасе, American bandstand и Top 40. Джими среди своих гарлемских друзей один предавался мечтам о том, что его менеджментом занимается Альберт Гроссман, что он играет в Лондоне вместе с The Rolling Stones или The Beaties и пишет песни о цыганах и космических путешествиях. Фэйн Приджин рассказала, как Джими привез ей из Лондона «особенный подарок»: «„Кислота”? И что это за хрень такая — „кислота”?» Очень немногие в Гарлеме увлекались чем-либо помимо «травки», кокаина, выпивки или героина.
Искушенность Хендрикса показал фрагмент теле-программы The Dick Cavett Show. Ведущий затронул тему обвинений Джими в том, что он использует «рекламные трюки» — перебирает струны зубами, играет на гитаре у себя за головой, а на фестивале в Монтерее вообще ее поджег. (Первые два «трюка» были традиционными блюзовыми приемами, которые обычно использовал Бадди Гай, но которые оставались неизвестными широкой белой аудитории.) «Трюки! Мне уже до смерти надоело все время это слышать. Люди всегда обвиняют меня в трюкачестве! — Длинная пауза Потом с притворным смирением: — Да, они правы, так оно и есть.
Наш фильм был просто кинематографическим памятником Джими, а не журналистским расследованием, поэтому никаких выводов относительно его смерти там не было. У нас возникло чувство, что всю жизнь он разрывался: между матерью и отцом; между своей чувствительной натурой и грубостью уличных приятелей; между миром ритм-энд-блюза и Гринвич-Виллидж. Он всегда старался, чтобы довольными остались обе стороны. В последнюю неделю своей жизни он обещал Алану Дугласу, что уйдет от Джеффриса, и в то же самое время уверял своего менеджера, что останется с ним Он сказал Биллу Коксу, что место «первого баса» теперь постоянно за ним, и передал Ноэлу Реддингу, что хочет поговорить с ним о его возвращении в группу. Джими был, пусть и необъяснимо, очарован Моникой Даннеман; они говорили о том, чтобы поселиться вместе в одной квартире. Но в тот последний день он позвонил Девон и сказал, что не может дождаться момента, когда возвратится к ней. Есть ли что-нибудь удивительное в том, что ему хотелось уснуть спокойно и надолго?
Наш фильм, озаглавленный просто «Джими Хендрикс», пошел в прокате довольно неплохо, но семье Хендрикса (к тому моменту Эл женился еще раз, его новой женой стала японка, происходившая из среднего класса) не понравились упоминания о наркотиках и сексе, а также интервью с друзьями Джими гарлемского периода Эл проявлял нетерпение из-за того, что наследство приносило скромный доход, и настаивал на том, чтобы его права были выкуплены у него за миллион долларов. Лео нашел ему его миллион, и права были переданы инвестиционной компании на Нидерландских Антильских островах. Лео и Алан стали странной парой, работая вместе на эту загадочную фирму, с тем чтобы превратить каталог Хендрикса во что-то имеющее ценность. Когда двадцать лет спустя они начали переговоры о продаже каталога за сто миллионов долларов, откуда ни возьмись появился Эл, поддерживаемый поклонником-миллиардером Полом Алленом, и подал судебный иск, чтобы вернуть права себе.
На первый взгляд, перспективы у дела не было: в конце концов, продажа есть продажа. Но детективы Аллена вскрыли щекотливый факт — владельцем той компании на Антилах, с которой Брэнтон договорился о сделке, был он сам Алан и Лео были вынуждены уйти, упустив большую сумму денег, более того, над всей карьерой Лео, одного из самых замечательных защитников гражданских прав в Америке, повис знак вопроса в то самое время, когда он отправлялся на покой. Когда Эл умер, он оставил наследство в руках своей падчерицы, новообращенной христианки японско-американского происхождения, не имеющей с Джими кровного родства. Пол Аллен выстроил в Сиэттле музей, чтобы увековечить память о нем. А фильм «Джими Хендрикс» сейчас можно приобрести в DVD-формате.