Кейт взяла ее за руки.

– Зоя…

Они крепко, почти до боли обнялись, а потом Зоя высвободилась, отвернулась и зашагала к раздевалке. Том проводил ее взглядом, опустился в пластиковое кресло и знаком попросил Кейт сесть рядом.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. Кейт опустила глаза.

– Как кусок дерьма.

– Я бы сказал: правильно. Ты умница, Кейт, но не думай, что они позволила тебе победить. Она только позволила тебе продолжить гонку.

– Не надо было ее продолжать. Надо было мне отказаться.

– Так почему же ты согласилась?

Гримаса боли исказила лицо Кейт. Она заговорила еле слышным, напряженным шепотом:

– Потому что я так старалась, Том. Я хотела победить. Хотела поехать на Олимпиаду.

– Теперь поедешь. Если только не сломаешь ноги или в ближайшие три месяца не появится кто-нибудь такой же быстрый, ты поедешь в Лондон. Подумай об этом секундочку, ладно?

Кейт обхватила голову руками.

– Я пытаюсь. Но когда я там окажусь, то подумаю: «Тут должна быть Зоя, не я».

Том обнял плечи Кейт.

– Зоя там, где она оказалась. Если бы она не позволила тебе вернуться в гонку после падения, она бы проиграла не только заезд, и, думаю, она это понимает.

– А я все равно чувствую себя погано. Том сжал ее плечо.

– Ты справишься, Кейт. Тебе пора немного отдохнуть. Какое-то время они сидели молча, глядя, как уборщики наводят порядок на треке.

Том набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул.

– Кейт? – осторожно проговорил он. И эта осторожность встревожила Кейт.

– Да?

– Ты должна позвонить Джеку. – Том поднял руки, увидев, какими огромными стали глаза Кейт. – Я уверен, беспокоиться не о чем, но ему пришлось отвезти Софи в больницу.

Кейт вскочила, сиденье со стуком ударилось о спинку.

– Что? Когда это случилось? Лицо ее заливала краска.

Когда?.. Правду сказать, это случилось в другой жизни, девяносто минут назад – тогда все происходившее на треке еще казалось жизненно важным. Том попробовал встретиться с Кейт взглядом, но она отвернулась.

– Прости! – сказал он. – Думаю, тебе стоит поехать в больницу.

Кейт ничего не ответила. Она задержалась всего на секунду, а потом сорвалась с места и помчалась во весь опор через разминочную зону к лестнице, ведущей к главному входу.

Том встал, аккуратно прислонил сиденье к спинке и отправился в долгий путь к своему кабинету.

Имперская боевая станция, именуемая «Звездой смерти». Мостик над шахтой главного реактора 13.55

Вейдер сказал:

– Я – твой отец. Софи прокричала:

– Нет!

Она проснулась, всхлипывая и ничего не понимая. Папа держал ее за одну руку, а мама за другую. У мамы в глазах стояли слезы. Она была в велосипедном трико и пластиковом дождевике.

– Все хорошо, милая, – сказала мама. – Все хорошо. Где-то рядом с сердцем чувствовалось жжение. Софи прикоснулась к знакомому месту, где раньше находился катетер Хикмана. Он исчез. На его месте была покрытая тонкой повязкой ранка, трогать которую было очень больно.

– Я ранена! – проговорила Софи. Голос звучал приглушенно: мешала маска, закрывающая лицо. Она попыталась

приподняться и сесть, но папа ее придержал, уложив на подушки.

– Ты не ранена, малышка. Это из-за наркоза. Еще какое-то время ты будешь чуть-чуть не в себе.

Софи, часто моргая, посмотрела на папу. Потом огляделась по сторонам. Увидела целую батарею приборов, от которых к ней тянулись всякие проводки. Она проследила взглядом за этими проводками, уходившими под край простыни. Заглянув под простыню, Софи увидела свое тело, облаченное в рубаху с изображением веселого синего динозавра.

Что-то было не так. Большая и сильная рука папы сжимала ее маленькую руку чересчур крепко. Мама была слишком горячей, и по ее руке стекал пот. И катетер Хикмана исчез, что тоже было странно. Нет, она не отсюда. «Это сон», – догадалась Софи, закрыла глаза и попыталась как можно скорее проснуться. На лесистом спутнике Эндора разгоралась битва, и она была там нужна. Сейчас не время спать!

– Софи, – попросил папа, – останься, пожалуйста, с нами.

Софи открыла глаза.

– Вы совсем не настоящие, – раздраженно сказала она. Папа усмехнулся:

– Узнаю свою дочь.

Сил у Софи было немного, но она приподнялась и попыталась сорвать маску, закрывавшую рот. Мамина рука сомкнулась на ее запястье.

– Она меня душит!

– Милая, это твоя кислородная маска. Она помогает тебе дышать.

Софи еще какое-то время сопротивлялась, но потом упала на подушки. Полежала, отдышалась и снова широко открыла глаза.

– Я опоздала в школу?

Папа взглянул на маму, мама посмотрела на папу, и они оба прыснули со смеху.

– Что такое? – сердито спросила Софи. Мама наклонилась и поцеловала ее в лоб.

– Ты совсем немножко опоздала в школу, Софи. На два месяца. Но я уверена: ты все быстро нагонишь. Положено при этом скрестить пальцы, но врачи говорят, что ты идешь на поправку.

Софи нахмурилась.

– Не буду я заниматься этой гадкой математикой с Барни.

Мама с папой рассмеялись, что ее очень обидело. Почему их так смешит все, что она говорит?

Она так разозлилась, что решила воздействовать на них Силой, а это можно было себе позволить только в бою и никогда – против родственников. Но Софи так рассвирепела, что не смогла сдержаться. Она подняла правую руку, все вены которой были утыканы катетерами, и навела на родителей большой и указательный пальцы. Потом сузила расстояние между ними и по-особому сдвинула брови. Сила потекла из ее пальцев – Софи была в этом уверена.

Родители снова переглянулись и в страхе вытаращили глаза. Софи довольно кивнула: теперь они не будут так задаваться. Сначала папа, а за ним – мама прижали руки к горлу и начали кашлять и задыхаться.

Решив, что добилась своего, Софи освободила их. Мама и папа, опустив плечи и обмякнув на стульях, тяжело дышали, а когда отдышались, снова взяли дочь за руки. Приборы с мониторами показали, что ее пульс постепенно возвращается к норме.

– Хочешь хорошую новость? – сказала мама. – Похоже, я поеду на Олимпиаду.

Мама смотрела на Софи и ждала ответа. Софи слушала ее не очень внимательно, но, похоже, для мамы это было важно. Так что следовало что-то сказать. Софи повторила услышанные слова в уме, пытаясь извлечь из них смысл, но у нее не хватило сил. Не было никакого смысла в этих словах. Были десять розовых пальцев, выглядывающих из-под простыни. Был блестящий голубой линолеум, по которому хотелось прокатиться на роликовых коньках. А еще – яркий и чистый запах больницы, похожий на запах средства для посудомоечной машины. Все это было прекрасно, все радовало, но вдруг все это стало ей не по силам, снова сгустилась тьма, поглотила ее и увлекла назад – в сон.