Том растерялся и осторожно отодвинул руку.

– Как твой друг я тебе так скажу: ты не сможешь мыслить ясно, пока не успокоишься. Вполне естественно, что сейчас ты себя чувствуешь как кусок дерьма, по которому шмякнули молотком. Еще несколько дней тебе будет казаться, что наступил конец света.

Зоя потянулась к Тому, сжала его руку и стала рассматривать, словно карту, на которой можно найти путь продолжения разговора.

– Я тебе доверяю со своих девятнадцати, – наконец выговорила она. – Я с тобой никогда не спорила. Когда ты предложил, чтобы Софи забрали Джек и Кейт…

Том высвободил руку.

– Я никогда не говорил тебе, как ты должна поступить. Ты думала, что не в состоянии присматривать за Софи, и мы все с уважением отнеслись к твоему решению поручить ее заботам тех, кто мог это сделать.

Зоя взглянула на Тома почти свирепо.

– Ну ведь теперь я в состоянии о ней позаботиться, верно?

Том попробовал улыбнуться.

– Погоди пару дней, хорошо? Отдохни, приведи мысли в порядок, а потом поговорим о Софи. Она больна, Зоя. Сейчас не время вмешиваться.

– А когда будет время?

– Не знаю. Может быть, когда ты перестанешь выезжать на встречную полосу.

Зоя вцепилась руками в край стола.

– Ты мог бы сказать, что дал мне плохой совет, правда? Ты мог бы сказать, что я растерялась и не ведала, что творю, что ты не должен был позволять мне отдавать дочь.

– Кому я должен это сказать?

– Суду. Том вздохнул.

– Не стоит привлекать к этому суд, Зоя. Как только ты к нему обратишься, сразу всполошатся газетчики. Представляешь, что они напишут, если всплывет вся эта история?

Зоя посмотрела на него и пожала плечами. Том заставил себя выдержать ее взгляд.

– Напишут, что Кейт Аргалл отказалась от Олимпиады ради ребенка, а Зоя Касл отказалась от ребенка ради Олимпиады.

Зоя вздрогнула.

– Это несправедливо. Том грустно пожал плечами:

– Да, но так ли это далеко от правды?

– Я думала, что ты был прав, когда сказал, что я должна сохранить беременность. Ты говорил, что меня ни за что не оставят в покое, если ради спортивной карьеры я сделаю аборт. Потом я думала, что будет правильно помалкивать о том, что настоящая мама Софи – я, потому что ты говорил, что пресса меня на клочки порвет, если это выяснится.

Обвинения звучали все громче и громче.

– Только не говори мне, что это было не так.

– Да, но теперь я сама рву себя в клочья. Это гораздо хуже того, что со мной могли бы сделать какие-то там газеты.

Том старался дышать ровнее.

– Пока ты побеждала, тебя это не тревожило. Ты брала золото, всходила на пьедестал и поднимала руки в треклятый воздух.

Зоя устремила на Тома взгляд, полный ярости.

– Руки, Том? Давай посмотрим на мои руки. – Она резко задрала вверх левый рукав куртки и показала Тому повязку, через которую до сих пор просачивалась кровь. – Вот это – настоящее, – сказала она. – Поедешь слишком быстро – разобьешься, и будет чертовски больно. – Зоя вздернула вверх другой рукав и продемонстрировала Тому татуировку в виде пяти олимпийских колец – припухшую, воспаленную. – А вот это – ложь. Быстрее, выше, сильнее. Из-за этого ты только становишься все более одиноким. Люди видят меня на подиуме и думают, что перед ними – слава, а на самом деле они видят одну-единственную сияющую минуту, когда я поднимаюсь над всей грязью, над всем ужасом, который я сотворила, чтобы оказаться на подиуме. Погляди на любого из чемпионов. Посмотри на меня и Джека. У нас голова не в порядке. Всю жизнь мы потратили на то, чтобы становиться первыми. А теперь посмотри на Кейт, которая всегда приходит второй. Все святые – неудачники, но медали за это не дают. Их дают вот за это. – Она ткнула Тому в лицо свою татуировку, и он отпрянул.

– Ты все видишь превратно.

– Я все вижу с закрытыми глазами, Том, потому что мне больно. Жутко больно.

Том вздохнул и откинулся на спинку стула.

– Ты хотела побеждать. Моя работа состояла в том, чтобы помочь тебе в этом.

Зоя сердито покачала головой. На ее лице и шее проступили красные пятна.

– У меня словно из груди вырвали сердце. Того и гляди начну орать без остановки. Если ты действительно хотел мне помочь, ты бы восемь лет назад предупредил меня о том, как я себя потом буду чувствовать.

Том уставился на Зою, не веря собственным ушам.

– Пожалуйста, не говори так. Я не мог тебя изменить. Никто не мог.

Зоя ответила ему дикарской улыбкой, жестким оскалом.

– Значит, твоя работа состояла в том, чтобы продавать билеты на шоу уродов.

– Это несправедливо. Я о тебе забочусь. Всегда заботился, – возразил Том и покраснел.

Зоя процедила сквозь зубы:

– Если ты обо мне заботишься, позволь мне положить конец всей этой лжи. Теперь моя очередь.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Том.

– Я хочу сказать Софи правду. И сделать это сегодня!

Том умоляюще развел руками.

– Она в больнице, Зоя.

Он сразу пожалел, что сказал об этом. Он увидел, как напряг лись ее мышцы. Она готова была вскочить с кресла и уйти.

Том сжал ее запястье.

– Пожалуйста, не ходи туда сейчас. Подожди немного. Мне случалось видеть, как такое происходит со спортсменами в конце их долгой карьеры. Тебе еще никогда не было так плохо, как сегодня, но поверь мне: у тебя есть будущее.

Зоя отстранилась.

– Без моей дочери – нет. Я говорю серьезно, Том. Он посмотрел ей в глаза и поверил.

– Я скажу Софи правду, – повторила Зоя. – Поеду в больницу и все ей скажу.

Она встала и вышла из-за стола. Том тоже встал, чтобы преградить ей путь, но колени сковала жгучая боль, он на миг замер и рухнул на стул.

– Я не смогу тебя остановить, – сказал он, а когда Зоя покинула его маленький душный кабинет, добавил: – И никогда не мог.

С минуту он сидел неподвижно и разглядывал свои руки, а потом достал мобильник. Нужно было предупредить Джека и Кейт.

Северный Манчестер, Центральная больница общего профиля 15:30

Зоя подошла к стойке регистратуры и представилась родственницей. Ей сказали, в какой палате лежит Софи, и она, поглядывая на указатели, отправилась к детскому отделению интенсивной терапии. Она шла по длинным, выстланным линолеумом коридорам, чувствуя слабость в ногах. Это были последствия гонки: при поражении в кровь не выбрасывался эндорфин, способный заглушить боль. На пересечении двух длинных коридоров пришлось отдохнуть. Зоя постояла минуту, прислонившись в стене, ожидая, когда стихнет острая боль в лодыжках. Мимо проходили сотрудники больницы. Они двигались с привычной деловитостью, и было понятно, что их тела редко работали на пределе возможностей. Боль в лодыжках заставила Зою вспомнить о Томе. Не так ли все для него начиналось – артрит, проблемы с суставами? Неужели боли обрушивались на него постоянно, как только он находился вне спорта? Живой организм ведет себя именно так: он наделен способностью сохранять свою целостность до тех пор, пока ему не позволяют развалиться. Люди на переломанных ногах выбираются из пылающих домов, а падают только тогда, когда оказываются вдали от пламени. Супруги умирают друг за другом, с разницей в несколько дней, а врачи называют это разрывом сердца.