Десять минут спустя она обнаружила кое-что, хотя и не то, что искала. Она вышла из комнаты Бернара и направилась в гостиную, удостоверившись при этом, что подросток ее заметил. Свернув найденное в трубочку, она незаметно и благоразумно сунула его в пакет для вещественных доказательств. Впрочем, не настолько незаметно, чтобы Бернар не разглядел его. И тогда она впервые увидела страх у него на лице.

— Эй, только взгляните, что я нашла.

Из соседней спальни появился Бювуар, держа в руках большой манильский конверт.

— Странно, но этот конверт, — проговорил он, обращаясь к Иоланде, на лице у которой появилось такое выражение, словно она взяла в рот кислый-прекислый лимон, и к Андрэ, который злобно ухмыльнулся ему в ответ, — был прикреплен скотчем к обратной стороне картины в вашей спальне.

Бювуар открыл конверт и пробежал глазами его содержимое. Это были незаконченные наброски окружной ярмарки, нарисованные рукой Джейн Нил и датированные еще сорок третьим годом.

— Зачем вы взяли их?

— Взяли? Кто говорит о том, будто мы что-то взяли? Тетя Джейн отдала их нам, — заявила Иоланда тоном, каким наверняка убеждала клиента в том, что «крыша дома почти новая».

Но Бювуар не купился на ее уловку, его вообще трудно было обмануть.

— И вы прикрепили его скотчем на обороте картины, на которой нарисован маяк?

— Она посоветовала нам держать рисунки в темном месте, — продолжала Иоланда тоном, каким наверняка утверждала, что «водопроводные и канализационные трубы сделаны не из свинца».

— А почему бы попросту не заклеить их обоями?

Андрэ коротко хохотнул, но под взглядом Иоланды умолк.

— Ну, хорошо, вы пойдете с нами, — распорядился Бювуар. Время близилось к обеду, и он с удовольствием предвкушал, как выпьет бутылочку пива и съест бутерброд.

— А мальчик? — спросила Лакост, подыгрывая ему. — Он же, в сущности, еще ребенок. Как он будет один, без родителей?

— Вызовите инспектора по делам несовершеннолетних.

— Нет!

Иоланда вцепилась в Бернара и попыталась обнять его. У нее ничего не получилось. Самого Бернара, похоже, не слишком огорчила мысль о воспитательном доме. Андрэ выглядел так, словно эта мысль пришлась ему по вкусу. А Иоланду едва не хватил апоплексический удар.

— Или, — продолжал Бювуар, — предлагаю вам еще раз хорошенько подумать и рассказать нам всю правду до того, как настоящие владельцы решат подать на вас в суд.

Он помахал в воздухе конвертом. Какая-то его часть сопротивлялась необходимости использовать Бернара в качестве наживки, но он решил, что как-нибудь переживет это.

Наступил момент истины. По словам Иоланды, она нашла конверт на кофейном столике в доме тети Джейн. Он лежал на самом видном месте. Иоланда говорила об этом так, словно на глаза ей попалось наглядное пособие по садомазохизму. Она уже собралась швырнуть его в огонь, но потом решила сохранить рисунки из любви и уважения к тете Джейн.

— Для чего вы взяли их с собой? — повторил вопрос Бювуар, направляясь к дверям.

— Хорошо, хорошо. Я подумала, что, может быть, они чего-нибудь стоят.

— Мне казалось, вам ненавистны работы вашей тетки.

— Не в качестве произведения искусства, ты, кусок дерьма, — подал голос Андрэ. — Я подумал, что их можно будет продать кому-нибудь из ее друзей. Например, Бену Хедли.

— А почему он должен был купить их?

— Потому что у него куча денег, а ещё потому, что я пригрозил бы сжечь их, а он бы пожелал их спасти.

— Но для чего выносить их из дома? Почему не оставить на месте?

— Потому что они мне отвратительны!

Иоланда уже пришла в себя. Весь макияж мира моды — а она вполне созрела для того, чтобы нанести его на себя за один присест, — не смог бы скрыть ее омерзительную сущность. В мгновение ока она превратилась в озлобленную женщину средних лет, гротескную и похожую на скульптуру из металлоконструкций. Сплошная ржавчина и острые углы. Даже Бернар почел за лучшее отодвинуться от нее.

— Я должна была спрятать рисунки так, чтобы их не увидел никто другой.

Бювуар написал расписку об изъятии конверта и отдал Иоланде. Она взяла ее своими наманикюренными пальчиками с таким видом, словно он предложил ей кусок туалетной бумаги.

Клара решила не дожидаться, пока с нею заговорит домик на дереве, и отправилась к Джейн, чтобы продолжить работу. Она уже начала осознавать, что рисунки Джейн представляют собой шедевр изобразительного искусства. Гигантская стенная роспись, подобно Сикстинской капелле или «Тайной вечере» да Винчи. Она не колеблясь проводила между ними параллели. Джейн сумела подчинить себе те же эмоции и чувства, что и признанные мастера этого жанра. Благоговейный трепет. Созидание. Изумление. Желание. Даже лесозаготовка, как в случае с самой Джейн.

Бен, даже если бы очень постарался, не смог бы работать медленнее. Впрочем, Клара вынуждена была напомнить себе, что особой роли это не играло. Рано или поздно, но они непременно освободят из плена все рисунки Джейн.

— О господи, это просто катастрофа! — Голос Руфи громким и отчетливым эхом прокатился по всему дому. Клара поднялась наверх из подвала с ведром в руках. Руфь и Гамаш стояли посередине гостиной, и Клара с неудовольствием отметила, что Бен торчит здесь же, опершись о столик.

— Это ваша работа? — осведомилась Руфь.

— Я лишь помогаю открыть их. Эти рисунки сделала Джейн.

— Никогда не думала, что скажу нечто подобное, но я согласна с Иоландой. Прикройте их чем-нибудь снова.

— Я хочу показать тебе кое-что. — Клара взяла Руфь под локоть и подвела к дальней стене. — Взгляни на это.

Ошибиться было невозможно, там была нарисована Руфь, совсем маленькая, еще ребенок, державшаяся за руку матери. Маленькая Руфь, высокая и неуклюжая, стоящая на стопке школьных учебников. Энциклопедическая подпорка для ног. В волосах у нее плясали поросята. Что могло означать одно из двух.

— Когда я была маленькой, то носила косички, — прошептала Руфь, догадавшись, очевидно, о чем думает Клара. Но та поняла, что своим рисунком Джейн хотела показать, что даже в детстве Руфь была упрямой и своевольной. Остальные дети смеялись, но какая-то девочка бежала к ней, чтобы обнять и утешить. Руфь как зачарованная стояла перед стеной, разрисованной Джейн.

Дженни поцеловала меня при первой нашей встрече,

Вскочив со стула, на котором сидела;

Время, безжалостный воришка, которому нравится

Подслащать горькие воспоминания, внеси мои слова

В свои мемуары; скажи, что я устала жить,

Скажи, что мне грустно, скажи, что здоровье и богатство

Обошли меня стороной; скажи, что я старею,

Но добавь, что Дженни поцеловала меня.