Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург, — возможно ли примирение между вами, может ли что-либо предотвратить поединок?

Голос его чуть не срывался, молодой человек заметно волновался.

— Нет, — крикнул Волков.

— Обиженные мужья никогда не могут успокоиться, пока не начнут харкать кровью, — язвительно произнёс фон Шоуберг.

Он опять ухмылялся.

Волков уже взял себя в руки после недавнего приступа ярости, он был уже почти спокоен, это было важно, очень важно. Но это замечание снова его задело, и, словно видя это, Шоуберг продолжал:

— Эти низкородные господа очень переживают из-за того, что их жёны предпочитают раздвигать ноги пред другими мужчинами.

Даже его спутники не засмеялись над этой шуткой. А Волкова снова залило ненавистью, аж в глазах побелело, и это было плохо. Ярость в поединке к беде. Ему нужно было собраться. Собраться и держать себя в руках. Особенно в первые секунды.

— Не убивайте этого несчастного, Шоуберг, — крикнул неизвестный господин.

— Хорошо, — кричал тот в ответ нагло, — отрежу кое-что ненужное ему и отпущу.

Волков пропустил это, он делал глубокие вздохи, пытаясь привести себя в состояние холодного покоя.

Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург поморщился от таких разговоров, он почему-то не был так весел, как его приятели:

— Господа, разрешите уже свой спор.

Всё, дело началось. И Волков, и Шоуберг подняли оружие и стали сближаться. Уже по тому, как враг держал оружие, уже было всё ясно. Шоуберг развернулся к нему правым боком, упор на правую, чуть согнутую в колене ногу, левая подпирает как бы сзади, меч он держал на первых шагах остриём вниз, к земле, так можно экономить силы в руке. Без всяких сомнений, это был сильный и опытный фехтовальщик.

У Волкова не было сомнения, что враг знает много хитрых приёмов, которые он часами, а может, и днями разучивал в зале с такими же, как и он. И эти приёмы он не преминет использовать против него, Волкову нужно было быть настороже.

Ещё шаг и Шоуберг поднял меч. Всё, сейчас кончики оружия соприкоснутся. И они не соприкоснулись, быстрым и длинным выпадом вперёд, обойдя железо кавалера, враг ударил его прямо в кисть. Острая сталь сразу распорола ткань рукава, чуть выше кисти. Не будь под ней кольчуги, кровь бы уже полилась на жёлтую глину.

Может, и не полилась бы, может только капала бы, но удар он пропустил, хоть и готовился к нему. Шут действительно был ловок, действительно был мастером.

Он ещё нанёс два удара вслед первому, но теперь кавалер уже был готов. Удары были как раз туда, где у Волкова не было защиты, Шоуберг дважды пытался колоть ему его здоровую правую ногу. Колол в бедро. Волков шагнул назад, отбил и первый, и второй, после сам быстро ударил. Как ему казалось быстро. Но недостаточно быстро для шута, тот легко отскочил назад. Меч рассёк воздух. Только теперь кавалеру стало ясно, настолько опасный стоял перед ним человек. А ведь поединок только начался. Шоуберг водил мечом туда и сюда, словно ища хода к телу Волкова. Поводил, поводил и снова шаг к нему, и снова шаг очень быстрый, снова удар, удар, удар. Звон железа, снова враг кидает жало своего меча в него. По бедру, по бедру и вдруг прямой и длинный выпад, укол в живот.

Всё, что мог сделать Волков, так это только отвести все три удара, Шоуберг был так быстр, что о контрвыпаде он даже и не помышлял. Только защищался. Да, лёгкий меч давал шуту большое преимущество.

И снова враги замерли. Снова остриё вражеского меча маятником качается пред глазами кавалера. Туда-сюда. Из стороны в сторону.

Шоуберг делает шаг вперёд и тут же делает шаг назад. Сволочь, отчего же ты не скользишь по мокрой глине, как ты так легко движешься.

И снова длинный шаг, снова удар в правое бедро, кавалер отбивает. Ещё один, кавалер снова отбивает, этот шут так приучает Волкова, старый приём, теперь все будет начинаться с удара в бедро.

Удар, снова длинный выпад.

Кажется, новый секущий удар справа, удар всё в тоже правое бедро, кавалер наготове, его меч готов отвести и парировать выпад. А парировать, вдруг, нечего, его оружие разрезает воздух, оружия врага не встречая.

Едва-едва какими-то своими древними навыками, теми, что он обрёл в годы своей молодости и не позабыл до сих пор, теми навыками, что приходили из глубины сознания, он пользовался в этот момент, чтобы просто отпрянуть. Отскочить назад у него не выйдет, с его левой ногой не слишком попрыгаешь. Отпрянуть и попытаться поднять меч, чтобы… Чтобы не умереть.

Узкая и быстрая шпага Шоуберга, делая воздухе полукруг снизу вверх, с неимоверной быстротой летит ему в голову справа.

То, что он резко начал клонится влево, то, что он успел хоть как-то заслониться своим мечом, спасло ему жизнь. Меч смягчил удар, но это не уберегло его от раны. Хоть и потеряв силу, острое лезвие меча врага рассекло ему кожу на правом виске и поранило ухо.

Боль? Да какая это боль — ерунда. Шок? Что за бред, никакого шока. Старый солдат не стал бы старым, испытывай он шок из-за каждой царапины. Растерянность? Да к дьяволу вашу растерянность.

Он не видел, как Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург восхищался выпадом и хлопал в ладоши, как неизвестный господин кричит:

— Блестяще, Шоуберг, это было блестяще!

Волков всего этого не слышал и не видел, он, собравшись с духом уверенно, отвёл ещё два удара шута. Отвёл и сам сделал вполне себе неплохой выпад. Такой, что пришлось и шуту напрячься, чтобы его отразить.

— Эшбахт, вы весь в крови, — кричал Волкову Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург. — Может, остановитесь?

Но Волков только помотал головой.

Шоуберг отскочил и остановился:

— Ну, что, муж обиженный, вам ещё и вправду мало?

Волков не собирался ему отвечать, заметно припадая на свою больную ногу, он сделал два шага к врагу.

Шут сделал шаг назад:

— От вас куски отваливаются, глупец, может, вам уже хватит?

Волков чувствовал, что его правая часть лица и шеи залиты кровью, но не знал, что верхняя треть его правого уха болтается на остатках кожи. Нет, даже пусть всё ухо отрублено будет, он не собирался останавливаться. Он опять сдал шаг вперёд.

Глава 40

И снова продолжился поединок. Снова Шоуберг коротко и быстро атаковал его. Теперь же наученный горьким опытом Волков не пытался парировать все его удары. Он, заливаясь кровью, пытался отходить настолько, насколько это позволяла ему его