Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Луиза наблюдала за мной со ступенек. Я подошел к ней:
— О чем это вы с Шарлен разговаривали перед тем, как начались новости?
— О тебе, — без запинки ответила она. — Кто еще мог быть нам так интересен?
— Я серьезно.
— Я тоже, — она потянулась залезть мне под рубашку. — Она только и говорила о том, какой ты потрясающий любовник. Наконец, у меня потекло так, что пришлось попросить ее закончить этот разговор.
Я понимал, что давить на нее бесполезно.
— Знаешь, Луиза, я правда очень благодарен тебе за помощь.
— Для Шарлен я сделаю все, — она заговорила очень серьезно. — Я очень люблю ее.
— Знаю.
Луиза взяла меня за руку:
— Надеюсь, ты будешь относиться к ней хорошо.
— Сделаю все, что смогу, — почему-то мне вспомнилась клятва бойскаутов.
— Ты должен сделать даже больше, чем все. Понимаешь ли, ей очень нужна любовь. Много любви.
Мне казалось, что на меня морально давят.
— Я и собираюсь дать ей много любви, — я почувствовал, что бледнею.
— И когда я говорю «любви», я имею в виду именно любовь. Я не говорю только о сексе, хотя, видит Бог, он ей тоже нужен. Но что ей действительно очень нужно — это ласка и доброта. Ей нужен крепкий и сильный мужчина, в котором все же есть нежная сторона.
— Так это я.
— И этот мужчина должен быть терпелив. Время от времени она, пожалуй, бывает несколько психованной. Ты же знаешь, Деннис с ней обращался просто ужасно. — Она поколебалась, подбирая слова. — Ей нужна любовь, потому что она была одинока долго, очень долго. Я — знаю. Она тоже сможет подарить много любви. У нее накопилось — за всю жизнь.
— Я люблю ее. Не знаю, что еще тебе ответить.
— Ну а я знаю, что она любит тебя, — Луиза улыбнулась. — Блин, я бы сказала, ты влюбил ее в себя.
— Ага, и я уверен, мы будем счастливы всю оставшуюся жизнь. Если только нам не вышибут мозги между твоим домом и Сан-Диего. Послушай, Луиза, я понимаю, сегодняшнее утро оказалось роковым, но…
— Роковым? — К ней вернулся обычный сардонический тон. — Это в каком же смысле?
— Я просто хотел сказать, что если захочу умереть улыбаясь, я знаю, к кому мне прийти.
Она вздохнула:
— О Господи. У вас, белых мальчиков, такие странные фантазии… — Она начала расстегивать мою рубашку. — Открою тебе один маленький секрет. Быть самой сексуальной черной женщиной Америки — это порой всего лишь нудная тяжелая работа. — Она сунула руки мне под рубашку, провела ладонями по моей потной спине. — Но с другой стороны, надо же чем-то зарабатывать на жизнь.
Я улыбнулся. И она поцеловала меня — глубоким долгим поцелуем. Я особо не сопротивлялся — пока не увидел выходящую из дома Шарлен. Мы с Луизой все еще стояли вплотную друг к другу, но Шарлен, похоже, была занята чем-то своим и не обратила на это внимания.
— Мы готовы ехать? — спросила она.
Я заехал на заправку, попросил подкачать шины, и после этого мы направились на скоростную трассу Харбор. Сначала нам надо было заехать в Голливуд, мне нужно было заскочить в свой банк и взять в банкомате хоть сколько-нибудь налички. Но когда я повернул на въезд, Шарлен воскликнула:
— О Боже, нет! Не надо!
После того, что случилось вчера, я не мог осуждать ее. И вместо трассы поехал на север, к Вермонту.
— Рано или поздно нам придется выехать на трассу, — сказал я ей. — Возле Оушенсайда автострада Тихоокеанского побережья переходит в скоростную трассу. И другой дороги в Мексику нет.
— Должна быть. Скотт, я правда не выдержу поездки по трассе. Со мной будет истерика, ты понимаешь, о чем я.
Спорить я не стал. Но внутри у меня все кипело. Если мы действительно будем держаться подальше от всех скоростных трасс, мы до конца жизни до границы не доберемся.
Шарлен молча курила, замкнувшись за стеклами темных очков; жаркий ветер трепал ее волосы.
Мы бы охотно послушали новости, но радио в машине не было — только дырка и свисавшие из нее провода. Солнце палило, температура подбиралась к ста градусам.[430]
К тому времени, как мы повернули налево на Сансет, одежда из синтетики промокла от пота, и мы уже приклеивались к раскаленным виниловым сиденьям.
— Просто не понимаю, как он сумел выжить, — произнесла Шарлен, когда мы проезжали мимо высотки на углу Сансет и Вайн.
Я остановился на светофоре и принялся потирать бровь, как герой фильма — боялся, что кто-нибудь с радиостанции может оказаться неподалеку.
— А куда ты попала?
— Даже толком не знаю. Я просто навела пистолет и нажала на курок; всего лишь пыталась успеть выстрелить во всех троих. Я имею в виду, включая собак.
— Да, забавно. Как правило, я хорошо отношусь к домашним животным. Над «Возвращением Лесси», помнится, все глаза выплакал. Но к этим псам я никакой симпатии не испытывал, уж не знаю, почему.
Мотор захрипел, когда я добавил газу. Мне в голову закралась мысль: а он вообще дотянет до Мексики?
— И все-таки это меняет многое, — сказала Шарлен.
— Что именно?
— Что Деннис остался жив.
Я ждал продолжения, но она молчала.
— Можешь не объяснять. Ты хочешь к нему вернуться.
— Это что, шутка?
— Могу подбросить тебя прямо до вашего дома, если хочешь. Сегодня чудесный день, чтобы прокатиться по побережью.
— Ты что, не понимаешь, что я скорее умру? — Она говорила серьезно, но когда поняла, что ее слова прозвучали весьма мелодраматично, издала смешок, словно показывая, что здоровое чувство юмора ей не изменило. Я тоже коротко посмеялся, с той же самой целью. Мы оба были до предела измучены. Нам нужно было устроиться где-нибудь и хоть немного поспать.
Я в очередной раз потянулся к радио, которого не было. Мне до зарезу нужно было что-нибудь, что отвлекало бы от мыслей.
И вот она задала неизбежный вопрос:
— О чем ты говорил тогда, у Луизы? Что-то о девушке, которую убили?
— А, да это было давным-давно. Девушку изнасиловали и убили на пляже; я тогда школу заканчивал.
— Ты знал эту девушку?
— Нет. По-видимому, на самом деле ее никто не знал.
Она посмотрела на меня долгим взглядом. Конечно, она могла бы заявить, что я своими увертками пудрю ей мозги. Но я просто не способен был рассказывать ей историю Черил Рэмптон, по крайней мере, прямо сейчас. Я расскажу ей потом, на досуге, в безопасном месте, когда мы будем вместе сидеть за стаканчиком на продуваемой ветерком веранде дома в Мазатлане.