Принцесса чувствовала, что ничего более поганого, чем то, что она переживет сегодня, с ней уже не может случиться. Его бесстыдные замечания окончательно отвратили Ефанду, которая в глубине души надеялась на какое-то дружество с супругом. Но теперь ясно, что более непотребного типа и представить себе нельзя: развратник, убийца, хамло и пьяница!

Настроение Синеуса постепенно улучшалось: эта принцесса, по сути, не хуже остальных. Если слишком не задумываться о том, кому она предназначалась изначально и как в итоге оказалась у него. Пожалуй, из нее еще может выйти толк. Главное, не давать ей спуску.

Синеус так увлекся, что даже решил поцеловать Ефанду: не так уж она дурна, как оказалось! Возможно, еще удастся с ней сойтись! А поцелуй – это всегда хорошо.

Принцесса не ожидала подобных нежностей. Она слишком резко отвернулась, не успев скрыть брезгливого отвращения, написанного на ее лице. Разумеется, от Синеуса сие не укрылось. Ее неуважение оскорбительно! Эта дура еще выделывается! Пресная лягушка, по какой-то причине возомнившая себя особенной! Отчего это она решила, что стоит выше него самого? Наверное, оттого, что ее папаша коронованная особа! Ха-ха, но эта горделивая баба забывает о главном – здесь она никто! Еще будет вымаливать у него милости! Все же следует научить эту надутую пыню уму разуму! И пусть не корчится, а с радостью принимает мужа!

Синеус очень разозлился, потому ни о какой нежности речи уже не шло. Покончив с супружеским долгом, он не стал задерживаться в покоях Ефанды.

Утреннее солнце беззаботно ласкает кожу. Веселым лучиком перепрыгивает с ресницы на ресницу. Рёрик проснулся неожиданно и резко. Что-то снилось ему под утро. Что-то неприятное.

Равнодушным взглядом он обвел спящее рядом тело и отвернулся. Раннее утро. Из полуприкрытых ставен повеяло прохладой. На улице свежо, и хочется скорее туда.

Рёрик подошел к окну, окинул взглядом опустевшую улицу. Двор вымер. Разбежались все. Побросали жилье и скотину. Но можно не волноваться: деваться им некуда – вернутся.

Одевшись, Рёрик взял оружие и вышел из опочивальни. Но не пройдя и пары шагов, запнулся обо что-то увесистое. Это оказался спящий Трувор. Укутанный в какие-то покрывала, молодец недовольно проворчал что-то неразборчивое и перевернулся на другой бок. Впрочем, кому тут, под дверью, еще быть? Преданный, как старый пес, Трувор. Никогда он не оставляет Рёрика одного. Всегда рядом его меч, готовый разить зложелателей князя.

Рёрик перешагнул спящего и отправился вниз по лестнице. На первом ярусе царила тишина, разрезаемая дружным храпом. Натешившаяся дружина почивала. Вернее, та ее часть, что пришла сюда из праздничных изб вслед за князем, дабы охранять его в случае возникновения опасности.

Не чувствуя себя усталым, Рёрик решил, что и остальным достаточно нежится. Он отвесил легкого пинка подвернувшемуся под ногу Ингвару. Сон застал рыжего врасплох рядом с лавками, на которых храпели Ньер и Гуннар. Продолжая подобным образом будить попадавшихся по пути воинов, временами сопровождая все это ругательствами, Рёрик добрался до двери и вышел на крыльцо.

Приятно было узреть хоть одно бодрствующее лицо – храбрый Ратмир сидел на ступеньке и точил меч, периодически щурясь по сторонам, словно ястреб на охоте.

– Княже! С пробуждением! – поприветствовал Ратмир, который еще вчера был оставлен дозорным и ничего не пил. – А я ж уже на речку сбегал! Тут рядом! Хороша водица, бодрит!

– Надо собираться, – зевнул Рёрик, потягиваясь. – Буди остальных.

– Передохнуть бы…– замечтался Ратмир.

– Зимой отдохнем, – Рёрик и сам был бы не прочь проспать денек-другой. Но сейчас важно быстрее всех добраться до Изборска.

– Многие не готовы выступить, – доложил Ратмир.

– Кто не готов, может остаться, – Рёрик не переживал по поводу услышанного. Все желают отправиться со своим воеводой. Сидя на одном месте, с голоду помрешь. – И где Хельми? Он часом не забыл, что за старшего останется?

– Видел я его с утра. Был он в конюшне с Кнудом. Напомнил я ему об его предназначении…– похвалился Ратмир.

С интересом осматриваясь по сторонам, Рёрик неспешно пошел за околицу. Утром все выглядело несколько иначе, чем ночью.

А Ратмир подскочил, словно петух на насесте, и принялся расталкивать тех, кто так еще не понял, что пора просыпаться.

Рёрик быстро дошел до реки. Спокойная, но, и впрямь, по-осеннему холодная вода, рябила там и тут на ветру.

Бросив одежду на берегу, Рёрик с разбегу окунулся в темный омут. Тысячами ледяных кинжалов врезалась вода в отдохнувшее тело. Дыхание перехватило на миг, но затем сразу отпустило. Вынырнув поодаль, тряхнув шапкой промокших волос, он уже спокойнее поплыл поперек течения.

Вскоре в компании какого-то радостного пса к реке подоспел заспанный Трувор с сомнительной кожаной флягой в руках.

– Снадобье лекарственное несу! – весело вопил Трувор с берега.

К возвращению князя все уже были на ногах и готовились пуститься в осиротевший Изборск, пока не ведающий, что за горе постигло его этой ночью.

Словно в воздухе с самого утра повис запах тревоги. Птицы смолкли, сверчки не стрекотали в желтеющей траве. Только ветер беспокойно завывал в поредевших кронах задумчивых деревьев.

Закончив укладывать сено, Любава принялась утеплять паклей кусты, чтобы сберечь растения от гнева надвигающейся зимы. Рядом с ней, в корзинке, прикрытой тряпицей, дремал малыш – крошечный сын Лютвича.

Любава сделалась матерью недавно. Несмотря на то, что других близких людей у нее не имелось, ребенок был ей почти безразличен. Она ухаживала за ним, как полагается, но он не являлся для нее чем-то важным. Не был для нее смыслом жизни. Произошедшие с ней перемены еще больше ополчали ее против маленького создания. Набухшие от молока груди болели, на бедрах и животе появились неприглядные бордовые полосы, а ее роскошная коса заметно полегчала. Во всем этом, в ее понимании, был виноват дремлющий малыш. В те же моменты, когда он рыдал, отказываясь успокоиться, она даже ненавидела его. Еле сдерживала себя, чтоб не ударить его. Но в целом он не вызвал у нее чувств. Ни хороших, ни плохих. Лишь только ощущение тягости. Больше она никогда не будет свободной и юной. Как веревкой привязан к ней этот нежеланный ребенок, уже сейчас один в один похожий на своего отца.

Заканчивая укрывать кусты, Любава не думала ни о чем, только о деле, которым была занята. В ее голове больше не было простора для мечты. Ее сердце огрубело, как и руки. Зато они теперь не были такими дырявыми, как прежде. Она уже ничего не роняла и не ломала. Нужда научит кузнеца сапоги тачать. Любава многому выучилась за последний год. Но самое главное, чему она обучилась – это жизни без надежды.

Мысли бессвязно носились в ее голове отрывками образов. Вдруг до нее долетел не то крик, не то смех. Настороженная, она поднялась во весь рост и глянула в сторону избы. Но ничего не увидела за высокими стогами, разбросанными по полю, отделяющему ее от дома. Беспокойство кольнуло сердце острой иглой.