Стокер посмотрел на меня в недоумении.

– Какого дьявола мы здесь делаем?

– Я никогда не была в лондонском Тауэре, – просто ответила я. – Может быть, это мой последний шанс.

– Вероника… – начал он, но я только отмахнулась.

– Я не собираюсь изображать из себя мученицу, Стокер. И не подумаю позволить этим негодяям разделаться со мной. Но согласись: грех в такой ситуации не воспользоваться случаем и не испробовать что-то новое в жизни.

Он тяжело вздохнул.

– Ну хорошо. Но почему именно здесь? Тут чертовски холодно.

– Ты сам ответил на свой вопрос. Вряд ли кто-то будет следить здесь за нами и решится подслушивать, а мне прохладный ветер полезен: в голове проясняется. Так что постоим здесь, подставив лица ветру, и постараемся придумать план.

Он посмотрел поверх башенной стены на зеленые бурлящие воды Темзы под нами.

– Вон Ворота предателей, – заметила я. – Только подумай обо всех Тюдорах, прошедших этим путем навстречу своей судьбе: Анна Болейн, Екатерина Говард, графиня Солсбери, бедная маленькая леди Джейн Грей. Не очень-то приятные ощущения.

– Да, правда, монархия всегда была готова пойти на кровопролитие, лишь бы сохранить свои власть и влияние, – сухо заметил он и опустил голову. – Прости, что сморозил такую глупость. Я дурак.

– Не извиняйся. Ты ведь прав. В истории нашей страны много жестоких историй о предателях, самозванцах и даже о тех, кто никому не желал зла, – сказала я, подумав о несчастной маленькой марионетке, Джейн Грей. – Но это было в старые времена. А мы живем в современном мире, Стокер. И в мире, где есть пароходы, телеграф и подвесные мосты, мне трудно поверить в то, что кого-то могут лишить жизни лишь за то, что в его жилах по стечению обстоятельств течет неправильная кровь.

– И ты хочешь проверить это на себе? – спросил он.

– Нет. – Я в последний раз с содроганием взглянула на запертые ворота и повернулась к Стокеру. – Поэтому давай начнем. У кого есть повод желать мне смерти?

– У королевской семьи, – без раздумий ответил он.

Задумавшись ненадолго, я покачала головой.

– А мне кажется, нет.

– Им есть что терять, если ты заявишь свои права на престол, – заметил он.

– Но ты посмотри на них, правда, посмотри внимательно. Кто они такие? Может быть, они и занимают королевские позиции, но ценности у них как у немцев из среднего класса. Они верят в Бога, долг и ответственность. Может показаться, что мой отец восстал против всего этого, завязав отношения с моей матерью, но вспомни, как он поступил. Когда он решил, что впервые в жизни влюбился, он не просто соблазнил эту девушку. Он женился на ней! Никто лучше него во всей империи не знал, чем он рискует, поступая таким образом. Но он все равно это сделал. Может быть, потом он и пожалел о содеянном, когда понял, насколько это большая беда, но сначала он не захотел просто согрешить с ней и наплевать на последствия. Принц Уэльский – романтик.

Стокер фыркнул.

– Ты читала газеты? Твой папа-принц соблазнил жен чуть не половины своих придворных. Его имя звучало на бракоразводных процессах, Вероника. Такое поведение не очень-то похоже на романтика.

– На мой взгляд, очень даже похоже, – возразила я. – Он думает сердцем. Он влюбляется в женщин и в саму идею любви, считает, что ведет себя как рыцарь. Он женился на Лили Эшборн, потому что это было совершенно невероятным, как будто история из сказки или из его собственной семейной истории. Помнишь Эдуарда IV? Он женился на вдове без имени и сделал ее королевой Англии. Несомненно, принц Уэльский подумал, что тоже сумеет такое устроить, но почему-то в промежутке между свадьбой с Лили и помолвкой с принцессой Александрой он передумал. Вот почему?

Стокер достал страницу, вырванную из «Краткой истории», и долго и внимательно ее изучал.

– Он передумал или что-то заставило его передумать, – медленно сказал Стокер. – Я только что понял, в чем дело. Твои родители поженились осенью 1861 года. И когда-то в следующем году он уже обручился с принцессой Александрой. А помнишь, что произошло в декабре 1861 года? – спросил он, размахивая передо мной страницей.

– Не очень, – ответила я. – Если ты не забыл, в то время я была в утробе матери.

– В декабре 1861 года умер принц Альберт.

Я уставилась на него, понимая, что он имеет в виду; он продолжал рассуждать, и уверенность во мне все росла.

– Принц-консорт заболел после посещения принца Уэльского в университете. Королевский двор не комментировал слухи, но говорят, они несколько часов гуляли под ледяным дождем. Что могло заставить человека с не слишком крепким здоровьем взять сына на уединенную прогулку в жуткую погоду, чтобы никто не мог их подслушать?

– Назревающий скандал, – выдохнула я. – Он узнал о браке.

– Или, по крайней мере, что-то услышал об их отношениях. Но и этого оказалось достаточно для того, чтобы броситься в университет и отчитать сына, хотя они должны были встретиться на Рождество, всего несколько недель спустя.

– И какой это был шок для впечатлительного, романтичного молодого человека, – продолжила я. – Он в спешке женился на неподходящей женщине и ждал удобного случая, чтобы представить ее своей семье и вымолить у них благословение, и вдруг его любимый отец, оплот всей семьи, умирает из-за него, потому что его убили новости о сыне.

– И этот впечатлительный, романтичный юноша был совершенно опустошен, – сказал Стокер. – Он будет нести эту ношу до конца своих дней. И это отравит для него всех и все, что связано с этим браком.

– Конечно, он не мог себя заставить даже просто взглянуть на нее после этого. – Я замолчала и ненадолго погрузилась в расчеты. – Лили была примерно на третьем месяце беременности мной. И, конечно, принц Уэльский знал об этом. Может быть, он даже собирался сказать им об этом на Рождество, во время радостного семейного ужина заявить во всеуслышание: «У меня прекрасные новости! Я женат, и она ждет наследника!». Но вдруг смерть забирает его отца, и все планы рушатся. Королева сломлена горем, опустошена, она полностью удаляется от общества. И принц не смог ей ничего рассказать: эти новости, несомненно, убили бы ее. К тому же на нем висит груз ответственности за смерть отца, возможно, она даже его в этом обвиняет.

– И тем временем она планирует его свадьбу с прекрасной датской принцессой, – сказал Стокер, подхватив нить моего рассказа. – У него нет иного выбора, кроме как подчиниться. Он должен согласиться на эту помолвку, чтобы как-то снять с себя вину за смерть отца.

– И вот он отказывается от своего будущего с Лили и ее ребенком, чтобы исполнить свой долг, как это определили бы его мать и вся Англия. Он бросает их, чтобы искупить свою вину за смерть отца. Он обрывает все связи с женщиной, которую любит, и с собственным ребенком, и женится из соображений государственной пользы.