А что Алия? Ее народ готов преклониться передо мной. Черные смотрят на мой клинок, все еще в пятнах крови богов, как будто это священный атрибут. А еще она знает, что я мог бы выставить ее соучастницей преступного заговора золотых и обвинить ее в этом прилюдно. Однако я даю ей шанс притвориться, что она впервые обо всем этом слышит!

Как ни прискорбно, мать моего друга не принимает моего предложения. Подойдя ближе к Сефи, она гневно произносит:

– Я выносила тебя, произвела на свет, выкормила, и вот чем ты мне отплатила? Изменой! Богохульством! Ты недостойна называться валькирией! Это все ложь! – обращается она к военачальникам. – Освободите наших богов от узурпаторов! Смерть еретикам! Убейте их всех!

Никто из черных великанов не успевает выхватить меч. Сефи стремительно делает шаг вперед и отрубает матери голову подаренным мной лезвием. Голова падает, глаза так и остаются открытыми. Огромное тело на некоторое время замирает, а потом медленно валится назад и с глухим стуком обрушивается на пол. Сефи подходит к павшей королеве и плюет на труп, а потом произносит свои первые за двадцать пять лет слова:

– Она все знала!

Голос низкий, внушающий страх, хоть и негромкий. Сефи говорит практически шепотом, но все слушают ее так, будто она кричит изо всех сил. Высокая валькирия отворачивается от золотых, идет мимо военачальников к трону из костей грифонов, перед которым стоит знаменитый сундук с казной. Алия не открывала его уже десять лет, но Сефи уверенно наклоняется, издает утробный рев, ломает замок и бросает его на землю. Рывком поднимает крышку сундука, достает оттуда старый черный скарабей, который носила ее мать во время завоевания Белого побережья, и красный плащ из шкуры дракона, убитого Алией в молодости. Затем вскидывает высоко над головой огромный черный двусторонний топор войны. Лезвие из дюростали ослепительно блестит в свете факелов. Сефи решительной походкой возвращается к пленным золотым, сжимая в руках топор, и делает Виргинии знак вынуть кляпы.

– Ты – бог? – вопрошает у одного из ауреев Сефи; в отличие от брата, она говорит ледяным, словно зимняя буря, тоном.

– Ты сгоришь в аду, смертная! – произносит золотой. – Если ты не освободишь нас, с неба спустится сонм могучих асов и на ваши земли прольется огненный дождь! Тебе это прекрасно известно! Мы сотрем ваше семя с лица земли! Мы растопим лед! Тебе неведомо наше могущество! Мы – нобили со шрамом, благородные ауреи! Эта эпоха принадлежит…

Один мощный удар топора, и мне на лицо брызжет кровь. Я даже не морщусь. Я прекрасно знал, что ждет золотых, если мы приведем их сюда. Понимал, что в живых нашим пленникам не остаться. Ауреи создали этот миф и теперь должны умереть вместе с ним. Мустанг подходит поближе ко мне в знак того, что и она смирилась с происходящим, но не сводит глаз с обреченных. Эту бойню она запомнит на всю жизнь. Теперь мы должны сделать так, чтобы кровь пролилась не напрасно.

В глубине души я скорблю по этим людям вместе с ней. Перед лицом смерти они сохраняют достоинство и смело встречают конец. Даже в окружении гигантов они кажутся выше ростом. В последние минуты жизни ауреи не теряют самообладания, находясь в закопченном зале, столь непохожем на их имения, где в детстве они обучались верховой езде, читали стихи Китса и наслаждались музыкой Бетховена и Вольмера. Средних лет золотая смотрит на Виргинию и восклицает:

– И ты позволишь им так обойтись с нами? Я сражалась за твоего отца! Знала тебя с детства! Я участвовала в его Железном дожде! – Она с ненавистью глядит на меня и вдруг начинает громко декламировать отрывок из поэмы Эсхила, который ауреи читают в разгар битвы:

Сефи сражает пленных топором одного за другим, пока не остается только эта женщина. Она стоит, гордо подняв голову, и продолжает читать поэму звонким голосом, глядя мне в глаза. Она так же уверена в своей правоте, как и я. «Самопожертвование. Послушание. Процветание», – произносит она. Сефи взмахивает топором, и последняя богиня Асгарда падает на каменный пол. Над ее телом возвышается залитая кровью принцесса валькирий, ужасающая легендарная фигура Возмездия. Наклонившись к золотой, она вырезает ей язык кривым ножом. Стоящая рядом со мной Мустанг неловко переминается с ноги на ногу.

Сефи улыбается, заметив недовольство моей подруги, отходит от нас к трупу своей матери, снимает с ее головы стеклянную корону и поднимается по ступенькам тронного возвышения, все еще сжимая в одной руке окровавленный топор. Потом садится на трон, стоящий внутри ребер грифона, и коронует себя.

– Дети Шпилей! Жнец призывает нас на войну против лжебогов! Каков ответ валькирий?

Валькирии Сефи вздымают вверх украшенные голубыми перьями топоры и затягивают боевую песнь черных. К ним присоединяются даже военачальники падшей королевы. Такое ощущение, будто океанский вал обрушился на коридоры Шпилей, а от боя боевых барабанов у меня стынет кровь в жилах.

– Так летите же, Хъельда, Тарул, Вени и Хрогами! Летите, Фальдир, Врона и Больга! Несите весть племенам Кровавого побережья, Бледных топей, Разбитого хребта и Ведьмина ущелья! Спешите к друзьям и врагам и передайте им слова Сефи! Скажите, что проповедники Рагнара говорили правду! Асгард пал! Боги мертвы! Старые обеты нарушены! Скажите всем, кто захочет услышать: валькирии идут на войну!

Мир вращается вокруг нас с бешеной скоростью, наполняя воздух боевым экстазом грядущей войны. Мы с Мустанг мрачно переглядываемся. Кого мы только что выпустили на свободу?

Минуло семь дней после смерти Рагнара. Я путешествую по Стране льдов вместе с Сефи, веду переговоры с кланами мужчин, обитающими на Разбитом хребте, с храбрецами Кровавого побережья на севере, с женщинами в рогатых шлемах, охраняющими Ведьмино ущелье. Мы летим рядом с валькириями на наших гравиботах и рассказываем всем вести о падении Асгарда.

Зрелище впечатляющее.

Мы с Холидей начали учить Сефи и ее валькирий пользоваться гравиботами и импульсным оружием. Поначалу у них получалось так себе: одна, к примеру, врезалась в горный склон на второй скорости. Но когда все тридцать валькирий с развевающимися на ветру волосами приземляются одновременно и народ видит, что на левой щеке у них нарисована голубая ладонь, знак Сефи Молчаливой, а на правой – серп Жнеца, нас начинают слушать.