Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это хорошо, — сказал я.
— Хорошо, — согласилась она. — Нам нужно скинуть фотографии в компьютер.
— Ладно.
— Еще он купил несколько фигурных подушек для своей кровати.
— Хорошо.
— Солнечные очки с зеркальными стеклами. Рюкзак. Все остальное — хлам. Ручка в виде хоккейной клюшки. Тапочки-крокодилы.
— Из крокодиловой кожи?
— Матерчатые. В виде крокодильей головы. Еще купил шагомер.
— Зачем?
— Понятия не имею. Просто чтобы что-нибудь купить. Купил куклу.
Я сразу же представил себе надувную куклу.
— Какую куклу?
— Дешевую, маленькую, пластиковую. Вроде кукол Долли.
— Здесь не может быть кукол Долли, — пожал я плечами.
— Ну, кукла в костюме пони. Похожа на тех Долли в костюмах овечек. У этих костюм другой, а остальное — точь-в-точь. Он во что бы то ни стало захотел ее купить, — сказала она. — Из всех своих покупок он действительно хотел купить только эту куклу. Мне пришлось заставить его купить фотокамеру. Мы обошли четыре или пять больших магазинов, где, как мне казалось, его обязательно что-нибудь заинтересует. А он приуныл, довольно быстро потерял интерес и стал спрашивать, можем ли мы остановиться. Мы перекусили и поехали домой.
— Как-то мрачно.
— Не просто мрачно, — сказала она. — Уныло. Безжизненно. Ты бы видел, как он старался быть мне хорошим спутником, порадовать меня. Под конец он спросил, хочу ли я что-нибудь, и он мне это купит. Все время был очень вежлив, чтобы не разочаровать меня.
— Послушай, Рэй, — сказала Анна следующей ночью.
В спальне было темно, шторы задернуты — и от лунного света, и от уличного шума. Мы держали нашу дверь открытой, чтобы слышать Алана. Свет в туалете был включен и пробивался в прихожую. Но дверь в туалет была прикрыта, поэтому свет нам не мешал. В комнате Алана свет был погашен, из-под двери не проникало ни лучика. Я начал засыпать. Наверное, Анне пришлось окликнуть меня не один раз.
— Рэй. Мне нужно поговорить с тобой об Алане. Ты не спишь?
— Не сплю, — отозвался я.
— Ты можешь сосредоточиться? Я хочу, чтобы ты знал, что он чувствует.
— Могу. Говори, — подбодрил я.
— Я скажу, — проговорила она. — Его очень травмировало то, что с тобой случилось. То, что он видел, как ты упал. Он подумал, что ты умер. Мы оба так подумали. Потом он увидел тебя в больнице, такого слабого и беспомощного. Это его испугало. К тому же все произошло почти сразу после того, как он узнал правду о себе. Он был потрясен. Сломлен. Да и могло ли быть по-другому?
— Это риторический вопрос, верно?
— Подожди, — попросила она. — Просто послушай. Я не могу точно сказать, кто ты для него. Его близнец, формально, только формально, его брат. «Оригинал» упрощает ваше родство. «Друг» — совершенно неподходящее слово. Он тебя любит. Я знаю, что это так. Настолько, насколько способен любить. И так, как может.
— Что мне сказать? — спросил я.
— Когда ты лежал в больнице, я делала все возможное, чтобы ему помочь, чтобы снова собрать его из кусков. Первым делом я купила ему кольцо с печаткой.
— Он его не носит.
— Как только он его надел, причем неохотно, я сразу поняла, что ошиблась. Это было кольцо старика, оно совершенно ему не подходило. Он носил его первые несколько дней, чтобы сделать мне приятное, потом постарался потерять. Я прочесала всю квартиру, но теперь вижу, что это было жестоко. Он делал вид, что помогает мне искать. Думаю, он спустил его в унитаз. Мы ходили гулять в Принц-Айленд-парк. Каждый день обедали в новом ресторане. Я с трудом заставляла его поесть. Однажды утром мы поехали в горы. Ходили в боулинг. Ничего не помогло. Я подумала о том, чтобы купить ему щенка.
— Не надо. Боже мой!
— Не буду, — ответила она. — Он много спал. Очень много. Ты и сам сейчас видишь. Когда он не спал, ему хотелось только разговаривать.
— О чем?
— Он хотел знать о тебе. Не только о твоем сердце. Мне пришлось успокоить его, сказав, что ты не собираешься умирать, что ты вернешься. Он хотел знать про твою жизнь.
— Что же ты ему рассказывала?
— Он спрашивал, как мы познакомились. Его заинтересовала эта история. Мне стало интересно, как бы ты ее рассказал.
— Не знаю, как бы я ее рассказал, — признался я. — Я был таким ничтожеством.
— Но не тогда, когда мы познакомились. Это чудесная история. Он хотел знать, что такое колледж. Где мы спали. Что ели. Как и что изучали. Напивались ли мы когда-нибудь.
— А мы напивались? — спросил я.
— Я была до отвращения правильной и ни разу не напилась. Я никогда в жизни не напивалась. Даже вместе с мужем. Тебя это, наверное, удивит. Он хотел знать, занимались ли мы любовью. Я сказала, что нет, и что тогда, в то время, я об этом жалела.
— Ты ничего не потеряла, — сказал я.
— Что я и сейчас об этом жалею. Опять. Он хотел услышать про Сару, про то, почему у вас не было детей. Я сказала ему, что Сара умерла при родах. Описала ему Сару такой, какой помнила ее. Он спросил про Нью-Гемпшир. Я ответила, что была там очень недолго и что ему лучше спросить об этом у тебя, когда он увидит тебя в следующий раз. Он тебя спрашивал?
— Пока нет, — сказал я.
— Ему было интересно, как ты тогда выглядел. Как укладывал волосы. Как одевался. Я сказала, что ты выглядел как он, о чем он уже знал, и что твой гардероб с тех пор нисколько не изменился. Он спрашивал о твоих родителях. О его родителях. Мне пришлось ответить, что я ничего о них не знаю. Только помню, как ты горевал, когда умерла твоя мама. Очень горевал.
— Это правда, — сказал я.
— Конечно, он спрашивал и обо мне. Особенно интересовался моим детством и тем, как это — расти с отцом и матерью. Он озадачился, услышав, что мой отец нас бросил, когда я была совсем маленькой. Мы говорили о браке. Он хотел знать, сколько мне было лет, когда я вышла замуж, сколько лет было тебе. Хотела ли я за тебя замуж? Я сказала, что думала об этом, но это зависело не от меня. Мы говорили о разводе. Он хотел знать, сколько раз можно развестись. Спросил, был ли у меня когда-нибудь рак. Я сказала, что нет. Похоже, он был уверен, что рано или поздно каждый заболевает раком. Спрашивал, что такое менопауза. Он слышал о ней по телевизору. Была ли у меня менопауза? Конечно, ответила я. Я рассказала ему даже больше, чем он хотел знать.
— Похоже, он тебя вымотал, — заметил я.
— Нет. Вовсе нет, — ответила она. — Наоборот, очень воодушевляет, когда можно поговорить с тем, кому все так интересно.
— Не сомневаюсь, — сказал я.
— Я не хотела тебя обидеть.
— Конечно, — ответил я. — Я просто не так понял.