16 июля ГКО принял секретный приказ, предусматривающий «суровые меры в отношении трусов, паникеров и дезертиров». Девять генералов Западной группы войск во главе с Павловым были переданы в военный трибунал. Они были разжалованы и расстреляны. (Это был единственный подобный случай за все годы войны; он отражал шок потерь на минском направлении). 16 июля в армии — до уровня полка — снова были введены политкоммисары (отмененные после войны с Финляндией). На следующий день в армии были созданы Особые отделы, отголосок Гражданской войны — борьба со шпионами, предателями и дезертирами. Генерала Мерецкова, предшественика Жукова на посту начальника Генерального штаба, арестовали как друга Павлова и выпустили на свободу только в сентябре 1941 года.

Но, делится Жуков, «в начале войны со Сталиным было очень и очень трудно работать. Он тогда плохо разбирался в способах, методике и формах ведения современной войны, тем более, с таким опытным и сильным врагом». Маршал Василевский: «На первых порах войны Сталин явно переоценивал свои силы и знания в руководстве войной». В начале войны в руководстве образовался своего рода вакуум, заполняемый лишь постепенно. Не было ясно даже то, где находится главный центр управления вооруженными силами. Стало ясно, что время до 22 июня было во многом потеряно.

Оперативный контроль осуществлял Оперативный отдел Генерального штаба во главе с генерал-лейтенантом Г.К. Маландиным. Когда маршал Тимошенко возглавил Западный фронт, он взял Маландина с собой. Оперативный отдел возглавил генерал-майор Четвериков. Чтобы сохранить животворную связь с армией, ведущие воинские чины отправились воссоздавать разорванные нити. Маршалы Тимошенко и Шапошников отправились в Западную группу войск. Жуков вылетел в Юго-западную группу, Ватутин — в Северо-западную. Создание поста Верховный главнокомандующий на 18-й день войны окончательно оформило систему жесткой, но логичной управляющей цепи соподчинения. После неудачи июльского контр-наступления генерал Жуков потерял положение главного военного советника Сталина и отправился в Киевский округ 29 июля 1941 года. Его место при Сталине занял маршал Борис Шапошников, ставший вместо Жукова начальником Генерального штаба. Главой Оперативного отдела Генштаба стал генерал Александр Василевский.

Но пока в Москве не было серьезной оценки быстро меняющихся событий. Сталин и его помощники на этом этапе теряют время, обсуждая, какой тип винтовки (стандартная или кавалерийская) выдавать войскам, нужен ли штык, каким должен быть этот штык и т. п. Маршалы Советского Союза и генерал Жуков, возглавлявший Генеральный штаб, разъехались по фронтам. Характерный своей беспардонностью маршал Кулик приземлился 24 июня в расположение генерала Болдина около Белостока, чтобы увидеть своими глазами 10-ю армию, пытающуюся в условиях нехватки горючего и боеприпасов выйти из-под готового замкнуться германского окружения. Не зная ожидаемого совета и руководства, Кулик посоветовал «продолжать действовать» и улетел, что командир корпуса Никитин прокомментировал как «странный визит». Неподалеку Шапошников и Ворошилов видели своими глазами, как контроль над критически важным Западным фронтом ускользает из рук его командующего — генерал-полковника Павлова.

Командование Северо-Западного фронта (генерал-полковник Кузнецов) строило свою тактику на контрударах — особенно в отношении танковых ударов немцев в приграничном районе. Просчеты такой тактики сказались быстро. 11-я армия генерала В.И. Морозова отступила от старой крепости Каунаса к месту сосредоточения относительно боеготовых дивизий и начала контратаку. Атакующие, прямолинейно действующие нападающие при умелой огневой обороне теряют гораздо больше. И в данном случае части Морозова понесли огромные потери, не добившись при этом желаемых результатов. Когда Морозов 25 июня позвонил Кузнецову, тот отказался с ним разговаривать и назвал его «немецким шпионом». В пику атакующему его 4-му танковому корпусу немцев, Кузнецов призвал свои танковые части «осуществлять операции небольшими подразделениями».

Такая тактика свела на «нет» большие танковые резервы Красной Армии. 690 танков полковника Черняховского 23 июня стояли без горючего, а в ходе трехдневного боя 23–26 июня 250 советских танков встали на пути 1-й танковой дивизии вермахта. Немцы довольно быстро справлялись со старыми моделями советских танков, но огромные, тяжелые «КВ» («Клим Ворошилов») поразили германских танкистов. Атака советских «КВ» заставила элитную первую танковую дивизию сначала обороняться, а затем отступить. Но немцы вели себя гораздо энергичнее и маневреннее, они разместили на соседних высотах батареи тяжелых орудий и буквально расстреляли танки, против которых не действовали обычные противотанковые ружья.

Это был первый случай столкновения советских и германских сил, и в какой-то момент немцы дрогнули. Да, они быстро вышли из положения, Манштейн мчал вперед, оставляя позади огромные массы советских войск. Но на мгновение в эти жаркие июньские дни они усомнились в своей безусловной непобедимости. И все же даже для самых критичных немцев реальность уже была обескураживающе благоприятна: в районе Двинска (Даугавпилса) зияла дыра, сквозь которую Лееб вводил все новые силы. Северо-Западный фронт терял способность организованного сопротивления. Как будто советские военачальники никогда не слышали о минных полях, о бетонированных огневых точках «линии Маннергейма», о способах остановить рвущегося врага иным, кроме как контратака, способом. Еще об одной удивительной слабости вспоминает начальник связи Северо-Западного фронта Т.П. Каргополов:

«Офицеры штаба продолжали рассматривать телефон как главное средство связи. В случае обрыва линии у них как бы автоматически отключалась связь с подведомственными войсками, хотя радио еще работало. В этих случаях, когда им предлагалось использовать радио для передачи критически важной информации, они всячески выражали сомнение в отношении этого вида связи».

Все это препятствовало изобретательной и скоординированной обороне.

Манштейн взял Двинск, захватил мосты через Западную Двину и стал укреплять плацдарм на правом берегу Западной Двины. Маршал Тимошенко приказал устроить рубеж обороны по берегу Двины, но было поздно — немцы расширяли плацдарм. Направившиеся из резерва 98 танков Лелюшенко позволили Кузнецову думать вновь о контратаке, и он назначил ее на 10 часов утра 29 июня: направление удара — даугавпилсский плацдарм немцев. Манштейн назначил свое наступление на 5 часов утра. Вечером этого дня немцы взяли под свой контроль мосты через Западную Двину у самой Риги. У Лелюшенко осталось лишь семь танков. Тимошенко приказал Кузнецову закрепиться на следующей реке — Великой. Наспех собранные части контратаковали еще раз и были снова разбиты танковой атакой немцев, обходящих очаги сопротивления, а не стремящихся к лобовой схватке.

Неправильно думать, что Москва не ощутила несчастья мгновенно. Уже 28 июня прибывшему в Ставку Еременко маршал Тимошенко с большим реализмом описывает грандиозный масштаб разворачивающейся близ границы катастрофы. Тимошенко признал, что попытки организовать контрудары лучшими — регулярными — частями Красной Армии провалились.

Самоуверенность агрессора

Германский лейтенант 29-й моторизованной дивизии писал о том, что «русская оборонительная система представляет собой ряд стеклянных домов». Впереди двигались мотоциклисты и бронированные автомобили, поддерживаемые легкими танками, средняя скорость составляла до сорока километров в час. Вслед за ними продвигалась основная масса танков, поддерживающая между собой постоянную радиосвязь. За ними двигалась моторизованная пехота и дивизионная артиллерия. Лишь за ними шла германская пехота. Между танковыми командирами и германскими пехотными частями возникло жесткое противоречие. Главы танковых групп требовали от пехоты быстрого продвижения, пехотные командиры настаивали на замедлении движения танков, требуя помощи в уничтожении окруженных советских войск.