– Вовсе не смешно, – невозмутимо отбивал Гуревич. – У нас тут со времён Британского мандата до сих пор действуют законы британского права. А в начале XX века в Палестину прибывали уроженцы разных Марокко-Тунисов и Йеменов, привозили своих милых домашних обезьянок, – мы же привозили кошек и собак. Здесь от жары с ними, бывало, случались неприятности. А законы стабильных стран действуют веками… Например, в законодательстве штата Массачусетс есть следующий закон: «запрещено вышвыривать из трамвая мёртвую обезьяну». Принят лет двести назад, до сих пор не отменён. Короче: я обязан опросить двух заплаканных защитников родины по полному ранжиру, перечислив всех возможных животных, включая аквариумных рыбок.

«Дайте, мы просто с самого начала расскажем всю эту идиотскую историю», – говорят Толстый и Тонкий. Объясняют: они дружат с детского сада. Причём втроём: третий их идиот служит сейчас на границе с Ливаном. Самые что ни на есть боевые части: герой-десантник. И вот он-то в очередную увольнительную отправился домой. А солдат, знамо дело, за день отпуска продаст в рабство родную мать, сестру, бабушку… и свою бессмертную душу.

– Точно! – встревает Катя. – Помнишь, Дымчик выдрал все четыре зуба мудрости, абсолютно здоровые, потому что за каждый полагался трехдневный отпуск?!

Ещё бы Гуревичу не помнить! Дымчик был его постоянной болевой точкой – как тот самый воспалённый зуб. Дымчик, прозрачный невесомый ангел, над которым лет до шести они с Катей тряслись при каждом его чихе, вырос совершенно бешеным: гонял на джипах, не слезал с мотоцикла, в семнадцать лет окончил курсы пилотов и регулярно летал к подружке в Хайфу на съёмной Cessna 172, спуская на это все немалые деньги, что зарабатывал в «Интеле» праведным программистским трудом.

– Вот именно! Так этот бравый-солдат-швейк, направляясь к железнодорожной станции, решил срезать путь и двинул через овраг. И там…

– …его укусил шакал? – подсказывал кто-то.

– …да нет, он напоролся ногой на сучок, слегка поранил кожу. Чепуха, царапина. Но мозг изощрённого каббалиста заработал в нужном направлении: почему бы не сказать, что его укусила собака? В середине августа тема острая. А что: выцарапать пару лишних деньков, в море искупаться, девочку свою туда же окунуть… Звонит он другу детства – тому, который Толстый, и говорит: «Бэби, давай я скажу, что меня тяпнула твоя собачка?» «Ладно, – отвечает Бэби, не вдаваясь, – пусть тяпнула».

И голубчики сразу влипли: пошли проверки – что собака, где собака; адрес, имя, паспорт, девичья фамилия, сценический псевдоним…

– Погоди, но ведь домашние собаки привиты?

– Да, и потому человеку не делают уколов в брюхо, что стоило бы сделать в данном случае. Но при любом раскладе собачку должен наблюдать ветеринар. Что это значит? Её держат в клетке десять дней, наб-лю-дая… В заточении держат, в тюряге. Этого братцы-кролики не учли. А когда владелец собачки, этот нежный толстяк, осознал беспощадную реальность, он от ужасных перспектив завалился в обморок. Звонит дружку – отпускному этому идиоту – кричит: «Ты что, охренел?! Это мой щеночек, ему пять месяцев, тонкая душа, на шее бантик, спит в бабушкиной постельке. Да он умрёт от ужаса! Невинный младенец, кровавый навет! Пиши покаянное письмо, скотина!»

Отпускной идиот, перепуганный, вылезает из моря, пишет объяснительную во все инстанции: так, мол, и так, предательство родины, готов понести наказание, отсидеть вместо собаки в военной тюрьме.

– Как в военной тюрьме? За такую ерунду? – удивлялись слушатели.

– Это не ерунда, милые мои! – сурово отвечал Гуревич, министерский собачий начальник. – Это обман командования. Обман доверия. Нарушение военной дисциплины.

Короче, являются два идиота, Толстый и Тонкий, с объяснительной третьего идиота к нам в отдел – ибо вопросами бешенства занимается только министерство. А моя начальница Дафна говорит: «Все солдаты – брехуны, я им не верю ни на грош, сама была солдаткой. Пусть нам пишет объяснительную его командир».

Командир, как и все приличные люди, страстный собачник, ему тоже жалко щеночка. И потому, выдав залп из всех известных ему ругательств, включая русские, особенно популярные в армии, командир пишет блистательную характеристику на лучшего солдата в доверенном ему Тринадцатом пехотном батальоне бригады «Голани». Как доблестно тот охраняет родные границы, сидит в засаде, рискует жизнью, воюет с террором… Убедительно, солидно, душевно. Бумага поступает к нам в отдел в лучшем виде со всеми армейскими печатями. Вроде бы вопрос можно закрыть? Нет! Начальница моя – баба тёртая. «Не верю, – говорит, – никому. Командир его – тоже бывший солдат, а все солдаты врут, как дышат, я работала военным врачом, знаю их всех как облупленных. И своим медицинским дипломом и своей лицензией рисковать не намерена».

– Господи, какая бурная история! – восклицали взволнованные гости. – Чем же всё кончилось?

– А тем и кончилось: щенок невинный, с бантиком на шее, отсидел в тюрьме по полной выкладке. Отмотал, бедняга, в одиночке десятидневный срок. Солдат – уже в военной тюрьме – отсидел законный трехмесячный срок со щетиной на морде… Да нет, всё в порядке: сейчас уже все дома, кушают компот… – Гуревич оглядывал задумчивые лица притихших гостей. – Что смолкнул веселия глас?

Неизвестно почему эта солдатская баллада, батальное это полотно производило на слушателей, особенно на приезжих из России, впечатление убойное: мол, этого быть не может! А Катя, солдатская мать, ну всегда расстраивалась! И глядя на огорчённое лицо жены и предугадывая её реплику о самодовольстве, тупости и безжалостности государственных чиновников, Гуревич руками разводил и говорил в своё оправдание:

– Я же обещал: будет хохма из истории доблестных вооружённых сил. Разве не смешно?

…Вот так ты становишься ходячим анекдотом в собственной семье. Ты возвращаешься домой с мечтой поужинать и завалиться с книжкой на диван, а дети – если, конечно, они тоже решили скоротать вечерок дома, – с порога спрашивают тебя: как дела, пап, гав-гав? А со второго этажа некая двенадцатилетняя паразитка ещё и мяукнет, или каркнет, или прокукарекает. Про жена-да-убоится мужа-своего вообще затевать не стоит. Если что не по ней, она тебе быстренько посоветует сделать укол самому себе.

Вот вы смеётесь, а между тем у Гуревича в Отделе собачьих укусов такие драмы разыгрываются! Не то что «быть или не быть», но весьма серьёзные проблемы решаются-таки весьма неординарными способами.

Возьмём на днях: вбегает в приёмную молодая женщина с ребёнком. Мальчишке – года три, кудрявый такой симпатяга, но… ой, мамочки, как же это так?!! Покусан малыш собакой, и нехорошо покусан: в лицо. Видимо, сунулся, бедняга, знакомиться к злому псу. Сам он уже успокоился, а мама плачет. Мучительно это, случай трудный: лицо обкалывать.

Вокруг мамы и малыша собирается весь отдел: ахи и охи, вопросы-уточнения… Выясняется: хозяин собаки – бездомный псих, известный и популярный в обществе. Да вы знаете его: чокнутый такой, всюду бродит в хасидском малахае и в домашних тапках на босу ногу, ругается и плюётся. И собака при нём такая же.