Довольно частые территориальные перемещения сотрудников МГБ — КГБ в ГДР объяснялись, в числе прочего, и стремлением затруднить западным спецслужбам установку, изучение и оперативные разработки выявленных чекистов. Тем более такая необходимость возникала в непредвиденных ситуациях, когда появлялась реальная опасность или угроза.

Например, дополнительные меры безопасности были предприняты в Потсдаме, после того как на Запад ушла одна из немецких переводчиц окружного управления МГБ ГДР. (По иронии судьбы, а вернее — в итоге напряженной целенаправленной работы по созданию оперативных позиций в западных спецслужбах все сообщенные ею американской разведке сведения о сотрудниках и деятельности Потсдамского управления МГБ чуть позже легли на стол моего отца.)

Предпринимаемые меры повышенной безопасности должны были исключить, например, попытки силового захвата сотрудника либо членов его семьи: подобные операции в стиле Джеймса Бонда, известные современным читателям в основном по шпионским фильмам, были политическими реалиями эпохи холодной войны. Важнейшая роль в подобного рода «мероприятиях» отводилась Организации Гелена, поскольку немецкая разведка нередко прибегала к таким методам еще до Второй мировой войны, а американская сторона сохраняла за собой в случае провала возможность «искреннего отрицания» собственной причастности к произошедшему.

Весной 1953 года головным руководителем представительства МВД СССР (в марте 1953-го МГБ было ликвидировано и подразделения госбезопасности до апреля следующего года вошли в структуру МВД) стал германский отдел советской разведки. Причем это положение сохранилось и после образования 14 марта 1954 года Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР.

Берия, занимавший пост заместителя председателя Совета министров СССР, был хорошо осведомлен о деятельности и проблемах советских представительств в ГДР, а также о положении в этой стране. Донесения находившихся там чекистов свидетельствовали о том, что они успешно решали стоявшие перед ними задачи и могли прогнозировать развитие обстановки в Восточной Германии. На основе этих докладов Берия подготовил, а председатель Совета Министров СССР Маленков 2 июня (то есть за 2 недели до возникновения в ГДР кризисной ситуации!) утвердил распоряжение Совета министров СССР «О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР», содержавшее целый ряд рекомендаций для немецких руководителей по смягчению всё возраставшей социальной напряженности в республике. Впрочем, не только немецкое руководство, но и Молотов с Хрущёвым недооценивали тогда опасности положения, которое объективно освещалось органами госбезопасности.

Надо сказать, что Берия тогда вынашивал глобальные планы по реорганизации советских спецслужб. Девятнадцатого мая 1953 года он направил в Президиум ЦК КПСС записку «О неудовлетворительной работе аппарата представительства МГБ — МВД в ГДР». Аппарат этот, насчитывавший 2222 сотрудника, имел в своем подчинении 14 оперсекторов отдельных земель. Берия подчеркивал, что оперативные сектора по сути подменяют собой органы МГБ ГДР. И предлагал — что и было реализовано впоследствии — сократить аппарат уполномоченного МВД до 328 сотрудников, а вместо оперативных секторов в округах ввести при каждом окружном управлении МГБ ГДР должности советников — 3–4 человека (по основным линиям работы).

В связи с этим большинство руководителей подразделений аппарата в ГДР, включая Каверзнева, было вызвано в Москву, а работу аппарата Уполномоченного МВД с марта по 17 июля 1953 года возглавлял полковник, впоследствии генерал-лейтенант, Иван Анисимович Фадейкин.

Приказом министра внутренних дел от 9 июня 1953 года оперативные сектора округов подлежали ликвидации. В этой связи мой отец получил назначение на должность старшего советника аппарата Уполномоченного МВД при Потсдамском окружном управлении МГБ ГДР, где ему пришлось решать сложные вопросы, связанные с «событиями 16–18 июня», впоследствии названными как за рубежом, так и в нашей стране антисоциалистическим восстанием. Правда, о восстании, как нам представляется, говорить можно лишь с очень большой натяжкой, хотя протестные выступления действительно были многочисленными и весьма масштабными.

Всего во время массовых беспорядков 17–20 июня 1953 года в ГДР погибли 125 человек, а впоследствии были арестованы и привлечены к следствию около 25 тысяч человек.

Хотим обратить внимание читателей на один весьма красноречивый, но малоизвестный факт: с 10 по 16 июня 1953 года директор ЦРУ США Аллен Даллес посетил Западный Берлин, где провел совещания с сотрудниками американских, английских и западногерманских разведывательных ведомств в этой стране.

Для объективного и всестороннего расследования причин и обстоятельств произошедших в ГДР массовых беспорядков были сформированы 38 следственно-оперативных групп МВД СССР численностью в 60 человек каждая. Туда входили бывшие сотрудники оперативных секторов и особых отделов, представители разведки, а также чекисты, специально командированные из Москвы. Кроме того, в Берлин прибыла группа руководящих работников МВД СССР: начальник управления военной контрразведки С. А. Гоглидзе, доверенное лицо Берии А. 3. Кобулов и начальник немецкого отдела разведки 3. И. Рыбкина. Чуть позже к ним присоединился и сам Берия, намеревавшийся на месте «разобраться с положением дел и причинами произошедших выступлений», но не успевший этого сделать: ему пришлось срочно вылететь обратно в Москву в связи с созывом пленума ЦК, на котором Берию лишили всех постов и арестовали.

И вот на фоне всех этих событий 27 июня в Берлине неожиданно пропали Гоглидзе и Кобулов, что, разумеется, вызвало замешательство и панику у руководителей представительства МВД СССР в Карлсхорсте. Лишь через несколько дней стало известно, что оба ближайших помощника Берии были негласно арестованы командующим ГСВГ маршалом В. Д. Соколовским по прямому приказу министра обороны СССР Н. А. Булганина и тайно отправлены в Москву на самолете военно-транспортной авиации.

Понятно, что всё это далеко не лучшим образом сказалось на настроениях сотрудников и работе органов госбезопасности: начался длительный период новых проверок и чисток, который продолжался фактически до начала 1960-х годов.

Моему отцу, подобно всем чекистам его поколения, которому вообще выпала очень нелегкая судьба (ведь его служба в НКГБ началась еще 6 июня 1941 года) пришлось пройти несколько тщательных проверок.

Основанием для первой из них — чистки 1953–1954 годов — стало известное дело Берии. Продолжение последовало, когда ставший председателем КГБ при СМ СССР И. А. Серов начал комплектовать штат нового ведомства: тогда было уволено более 17 тысяч чекистов, то есть около 20 % от общей численности оперативного состава.

Третья чистка была инспирирована известным докладом Н. С. Хрущёва XX съезду КПСС «О культе личности и его последствиях», после которого начался массовый пересмотр дел осужденных по политическим статьям.

И наконец, четвертую, наиболее тщательную проверку отцу пришлось выдержать, когда против Т. М. Борщёва, бывшего начальника УНКД — УМГБ по Свердловской области, под началом которого ему пришлось работать в 1941–1948 годах, было возбуждено уголовное дело по обвинению в нарушении социалистической законности.