«Убивать на войне – еще не обязательно совершать преступление. В чем виноваты, например, солдаты, вынужденные стрелять в людей по приказу командира? Нельзя их обвинять. Хотя, с другой стороны, немецких солдат вроде бы судили, не всех, но судили. Получается, что если в основу войны закладывается формулировка типа „во имя“ или „на благо“, значит убивать можно. А если кто-нибудь потом, скажем, лет через двадцать, решит, что война в Афганистане была неправедной, тогда что? Выходит, что мы автоматически превратимся в преступников! Так все же: кто имеет право решать „на благо“ ведется война или же она несправедлива?»

«Сильных не судят, сказал Олег, когда я затронул с ним эту тему. Он, как всегда, прав. Победителей не судят. Судят проигравших и побежденных. Вот почему немцев судили за их преступления. Американцев после Вьетнама не судили, и нас никто не посмеет судить. Советский Союз есть и всегда будет великой державой!»

«Дисциплина в армии основана на кулаке и мате. Хочешь – не хочешь, а слова сами начинают вылетать из тебя. Пропитываешься матом насквозь. Слова грубые, умело и в нужной ситуации сказанные, могут возыметь большую силу, поднять авторитет. Солдаты к мату привычны, другого языка не понимают. Они иногда используют обычные слова в разговорной речи, но мало. Даже „чурки“, как называют выходцев из среднеазиатских республик, плохо знающие русский, если на них накричишь матом, всё понимают, как миленькие. И афганцы первым делом освоили этот немудреный язык.

Одна наша часть стоит в центре города, на охране афганского президента. Мы как-то заехали туда. Подходит ко мне афганец в военной форме. Я спрашиваю: «Как дела, бача?» Он отвечает: «Заэбыс, командор!» Я ему стал объяснять, что так не говорят, что это плохое слово. Афганец слушал-слушал и говорит: «Нет, командор, я знай русский хорошо! Плохо – это уёво, а хорошо – заэбис!»

Мы привезли в Афганистан танки, идею о коммунизме, тушенку и матерщину. Видимо, это все, на что мы способны…»

Проводница внесла в купе жиденько-рыжеватый чай в подстаканниках.

– Потом, – отмахнулась от мелочи. – После рассчитаемся.

«Заходишь в афганскую мечеть, разрушенную нашей артиллерией, а внутри все загажено, на стенах – фамилии солдат нацарапаны, и надписи: Казань, Новороссийск, Калининград, Тула, дембель, такой-то год. Вот она наша армия-освободительница!.. Сами себя не уважаем, и на других людей, на другой народ, на их культуру наплевать…»

«Я всегда считал, что ордена и медали выдают героям. Ордена и медали чаще всего выдают за службу, как зарплату. Офицеры ведь, как дети, им бы побольше побрякушек на себя навесить: звездочки, медали, ордена.

Не скрою, что с первых дней мечтал о награде. А кто не мечтает об этом? Я думал, что надо совершить подвиг, чтобы тебя наградили. И тогда меня вызовут перед строем, вручат орден, а я повернусь к боевым товарищам и громко скажу: служу Советскому Союзу!

Сегодня мне сказал комбат: «Пора тебя представлять. Бери наградной лист и пиши». Я спросил: «А что писать?» Комбат говорит: «Пиши, как здорово воюешь, сколько душманов убил! Только не тяни. Попроси у кого-нибудь старый наградной и немного измени, но не очень, потому что иначе не пройдет».

Медали и ордена распределяются особым образом. Некоторые получают за храбрость, за умение воевать, за героизм. Другим достаются награды просто так. Мы тут в дивизии переживаем, что награждают нечасто, некоторые без единой железки уезжают, а в штабе армии, судя по рассказам, каждая крыса тыловая ходит с орденом Красной Звезды. Говорят, что из-за них боевым офицерам не достается порой орденов и медалей, заворачивают. Как-то рассказывали мужики, что, бывает, съездит комсомольский работник или начальник отдела кадров на боевые несколько раз, посидит на наблюдательном пункте, лизнет начальство куда следует, и представление на орден отправляют. Хотел бы я почитать наградной лист такого героя! Небось, пишут, что во время засады грамотно организовал оборону, что лично убил пятерых душманов.

Кто-то сказал, что если собрать все наградные листы по 40-й армии и сложить количество указанных в них убитых душманов, получится цифра, превышающая население Афганистана».

«Героя Советского Союза у нас все мечтал получить капитан Осипов из разведки. За „стингерами“ гонялся, Ахмедку – Ахмад Шаха Масуда – хотел парашютной стропой заарканить. Не везло капитану Осипову. Обходили его каждый раз другие. Вообще, Героя просто так не дают. Тут один майор из дивизии рассказывал, что Героя только по разнарядке сверху дают. Вот оттого-то Осипову нашему не везло. Только на него наградной приготовят, разнарядка на какого-нибудь нацмена приходит, либо кто-то вдруг геройский подвиг перед смертью совершит. Последний раз, когда все в полку думали, точно капитан получит, (такой результат принесла разведрота!) вновь не прошел наградной, завернули. А звезду себе чуть позже комдив на мундир повесил…»

«Несправедливость войны заключается в том, что одни здесь лопают вкусные супчики, шастают по дуканам, воруют (ох, сколько воруют! в России всегда воровали, но столько! и, причем, не только прапора со склада, но и большие чины!), купаются в бассейнах, своевременно получают награды и звания, тискают по ночам баб.

…как на любой войне…

А другие делают всю грязную работу за них: убивают, мерзнут в горах, обнимая автоматы».

…кто бы знал, какая в горах зимой холодрыга!..

«Часто вспоминаю слова одного майора, с которым познакомился в Ташкенте, перед отправкой сюда. Я тогда расспрашивал всех подряд, как там в Афгане, а он молчал. А затем выяснилось, что он на второй срок едет, в Кандагар.

…майор? Кандагар? не Геннадий ли это Семенович был?..

Он тогда сказал, что Афган для каждого разный. И у тебя будет свой Афган, сказал мне майор. Отслужишь два года, вернешься, начнешь говорить с теми, кто служил раньше или позже тебя, или в другой части, другом месте, и увидишь, что говорит каждый о своей войне.

Афган – наркотик, к которому быстро привыкаешь… Поэтому он снова туда ехал».

– Мужчина! Нам пора укладываться. Выйдите, пожалуйста, из купе на пять минут, – попросила попутчица.

Шарагин спрыгнул с верхней полки, надел ботинки. Мальчишка впился глазами в длинный шрам, сбегавший у офицера от уха вниз под тельняшку.

В тамбуре валялись раздавленные окурки, ритмично стучали колеса, поскрипывала вагонная сцепка, то и дело кто-то хлопал дверьми, переходя из вагона в вагон. Стоял кислый запах сигаретного дыма и пепла.

«Война – сплошной беспредел, – читал дальше Олег. – Сколько неоправданных убийств, садизма, мародерства. Я слышал, что военная прокуратура возбуждает уголовные дела, даже срок кому-то давали. Однако, это единичные случаи. Чаще замалчивают, закрывают глаза. Странно. Когда люди едут в Афганистан, они вполне нормальные, а послужат немного, и глядишь, будто очумели, опьянели от безнаказанности. Некоторые думают, что нам все сойдет с рук. Никто афганцев и за людей не считает.