Он хорошо знает, насколько это неорганизованная и беспорядочнаямасса и как трудно собрать людей на подобное мероприятие. И именно сознаниеэтого заставляет его удвоить, утроить свои усилия. Только блестящаядемонстрация народной любви может спасти сейчас положение Цезаря, и он делаетвсе от него зависящее, дабы энтузиазм толпы не угасал.

К вечеру следующего дня толпа у его дома выросла вдвое. Вней среди подвыпивших гладиаторов и римского плебса часто мелькали физиономиидрузей и почитателей верховного жреца — Мамурры, Сервилия, Цепиона, ГаяТребония. Здесь же был и вездесущий Клодий, всегда появлявшийся там, где бывалибеспорядки. Выделялся своей атлетической фигурой молодой Марк Антоний,девятнадцатилетний племянник консуляра Гая Антония. Собравшиеся требоваливозвращения Цезаря в сенат.

Для римлян, уже давно привыкших к уличным беспорядкам, этобыло по-своему новое и поучительное зрелище — массовая демонстрация в поддержкуопального государственного деятеля. Вечными традициями люмпенского класса былопренебрежение к изгнанным и безусловная поддержка находящихся у властимагистратов. Поддержкой опального кандидата люмпенское сословие, возглавляемоенесколькими именитыми патрициями, впервые открыто демонстрировало свою мощьвсему народу и сенату. Отныне приходилось считаться с этим стихийным ипо-своему хорошо организованным движением.

К исходу третьего дня толпа у дома Цезаря выросла донеприличных, с точки зрения сенаторов, размеров и насчитывала уже более десятитысяч человек. Бойкие мальчики, которым было заранее уплачено, разносилибесплатно вино и хлеб. В результате долги Цезаря выросли еще на несколькоталантов, но энтузиазм толпы нарастал с каждым часом.

Когда стали раздаваться крики с призывами насильно вернутьЦезаря в сенат, к толпе, наконец, вышел сам городской претор. Увидев своеголюбимца, римляне завопили от радости. Цезарь усмехнулся, поднимая руку ипризывая к тишине. Он слишком хорошо знал истинную цену любви народа и своейпопулярности.

— Цезарь благодарит вас за все, — громко сказал осебе в третьем лице молодой претор, — но я прошу вас разойтись.

— Мы останемся здесь, — быстро выкрикнул ГайОппий.

Толпа одобрительно загудела.

— Я прошу дать возможность сенату отменить своерешение, — очень громко произнес Цезарь, — я не совершал ничегопротивозаконного и думаю, что сенат отменит несправедливое решение. Я распустилликторов и готов подчиниться решениям сената, оставаясь частным лицом.

Он знал, что уже через несколько часов об этих словах будетзнать каждый сенатор в городе.

Механизм обмана толпы и использования народных масс в своихинтересах не изменялся последние две тысячи лет, оставаясь универсальныморудием честолюбивых проходимцев и карьеристов. Спустя две тысячи лет голосаизбирателей вновь будут покупать «хлебом и зрелищами», а толпу будетинтересовать не предвыборная платформа кандидатов, а их умение накормитьозлобленный люмпенский класс, увлечь людей звонкими лозунгами, пустымиобещаниями, демагогическими призывами.

— Мы не уйдем отсюда, — вновь раздался чей-токрик.

— Мы с тобой, Цезарь! — отозвался другой спротивоположной стороны улицы.

Толпа радостно зашумела.

Клодий протиснулся вперед.

— Мы пойдем на сенат и заставим этих стариков изменитьсвое решение, — решительно сказал он.

— А ликторы? — спросил чей-то голос.

— Мы их разгоним.

— А легионеры префекта?

— Их тоже, — решительно махнул Клодий.

— Нет, — быстро поднял руку Цезарь, — я ещераз прошу вас разойтись. Нельзя одно беззаконие восстанавливать другимбеззаконием. Я думаю, отцы-сенаторы поймут, что ни я, ни Метелл Непот, выдвигаяПомпея, не имели дурных замыслов и стремились действовать на благо республики инарода римского. Мы хотели лишь защитить права римских ветеранов, столь многосделавших для нас.

Толпа одобрительно зашумела. Имя Помпея было у всех наустах. С этого момента все победы Помпея вольно или невольно будут связыватьсяс именем Цезаря. В глазах римлян городской претор становился единственнымзащитником попранных прав армейских ветеранов, в массе своей составляющихлюмпенское сословие.

Стремительно промотав награбленное, эти люди, привыкшие житьвойной и грабежами, быстро опускались на дно, составляя неисчерпаемый резервкласса люмпенов. Но в их глазах Цезарь всегда был истинным другом и защитником.

Даже Домициана — старшая весталка, потребовавшая удаленияпровинившейся весталки Постумии из коллегии весталок, не получила нужного ейбольшинства голосов у жреческих коллегий, состоящих более чем наполовину изплебеев и разорившихся патрициев.

Ситуация в городе встревожила и самых твердолобых сенаторов.Инстинкт самосохранения подсказывал — с Цезарем лучше не связываться.

Собравшиеся в доме Катула сенаторы предложили восстановитьЦезаря в его должности. По предложению Катона одновременно было решеноувеличить бесплатную раздачу хлеба на беспрецедентно большую сумму, равную семис половиной миллионам денариев.

Катон, Цицерон и все остальные понимали — нужно сделать все,чтобы вырвать люмпенское сословие из-под влияния Цезаря. Но что еще, кромехлеба, могли дать эти магистраты. Спустя два месяца бесплатная раздача хлебапревратится в еще один триумф Цезаря, так как в большинстве своем люди, получаяхлеб, считали, что и это милость щедрого Цезаря.

На следующее утро сенаторы, собравшиеся в храме Юпитера,почти единогласно проголосовали за отмену собственного постановления иторжественно разрешили Цезарю вновь приступить к исполнению своих обязанностей.Другим пунктом было решено принять предложение Катона и увеличить бесплатнуюраздачу хлеба.

Свое возвращение в сенат Цезарь организовал как можно болееторжественно. Впереди шествовали ликторы, вновь вернувшиеся к исполнению своихобязанностей. Улыбающийся претор прошел через весь сенат, встреченныйодобрительными возгласами своих сторонников.

Красс торжествовал. Его деньги сыграли не последнюю роль вэтом спектакле. Катон мрачно взирал на это торжество.

— Мы уступаем все время, — тихо сказал онАгенобарбу, не сводя ненавидящих глаз с Цезаря, — но его надо остановить.Иначе у нас будут два Катилины. Один — в лагере, другой — в городе. Инеизвестно, кто из них хуже.

Куда: куда вы валите, преступные

Мечи в безумье выхватив?

Неужто мало полей и волн морских

Залито кровью римскою?

Квинт Гораций Флакк

(Перевод П. Семенова-Тян-Шанского)

Ранним утром, когда солнечный диск едва показался нагоризонте, Вибий проснулся в постели Семпронии. Она, как обычно, приняла егопрошлой ночью, когда юноша, раздираемый своей страстью, вновь пришел к домулюбимой женщины. Каждая проведенная в доме Семпронии ночь становилась для негоисточником невероятных наслаждений и мук. Удовлетворяя свою страсть, он толькоусиливал душевные муки, чувствуя, как бесстрастно отвечает на его ласкиСемпрония. Для женщины это стало своеобразной игрой, не лишенной к тому жеудовольствия. Но несчастный влюбленный желал большего, и одно сознание этогожелания усиливало его страдания.